…
Вместе с письмами часто приходили какие-то духовные предметы, редкие растения, эликсиры, поделки из дерева и камни.
Кроме Сюэ Чжэнъюна, Мо Жань писал личные письма Ши Мэю. Но их содержание обычно ограничивалось такими банальными вещами, как услышанные им во время странствий слухи и байки или сетования на отсутствие теплой одежды.
Поначалу кисть Мо Жаня часто пачкала бумагу, а в словах попадались ошибки, но со временем, хотя его манера начертания иероглифов так и не стала приятной для глаз, письма стали выглядеть аккуратно, а ошибок с каждым разом становилось все меньше.
Год пролетел в мгновение ока.
Однажды, попивая свежий весенний чай, Сюэ Чжэнъюн получил очередное письмо от Мо Жаня.
Закончив читать, он с улыбкой показал его госпоже Ван. Взглянув на него, женщина рассмеялась:
— Почерк этого ребенка становится все красивее.
— Прямо как у кое-кого, да?
— У кого?
Сюэ Чжэнъюн подул на свой чай и взял со стола свиток с названием «Древние защитные барьеры. Сборник с комментариями».
— Смотри, разве на семьдесят процентов он не копирует стиль Юйхэна?
Госпожа Ван взяла книгу в руки и, пролистав ее, удивленно сказала:
— Действительно, очень похоже.
— Когда Мо Жань пришел на пик Сышэн и поклонился Юйхэну как учителю, тот посоветовал ему несколько книг для чтения, но мальчик не понимал большую часть слов. Тогда Юйхэн сам взялся обучать его грамоте и долгое время преподавал ему основы начертания иероглифов от самых простых, что были частью его имени, до сложных, — Сюэ Чжэнъюн покачал головой. — Тогда Жань-эр был не особо прилежен в учении и с горем пополам справлялся с написанием талисманов, но теперь, похоже, он приблизился к идеалу.
Госпожа Ван улыбнулась:
— Похоже, ему нужно было чаще спускаться с горы. На воле он чувствует себя гораздо спокойнее.
Сюэ Чжэнъюн тоже улыбнулся:
— Интересно, как он будет выглядеть после пяти лет странствий. Сколько же ему тогда будет? Двадцать два?
— Двадцать два.
— Увы, — расстроенно вздохнул Сюэ Чжэнъюн. — Я-то думал, что Юйхэн будет держать их всех при себе до двадцати лет, но человек предполагает, а решают Небеса[121.4].
Человек предполагает, а решают Небеса. Именно так думал и Мо Жань.
Он путешествовал по всему миру от гор на севере до морей на юге, от муссонных лесов до величественных ледяных вершин. Летом, устроившись на берегу реки Лао, он залпом осушил кувшин молодого вина, а по зиме в снегопад слушал пение цянской флейты[121.5], сидя у озера раскаленной лавы.
В прошлой жизни он стал императором, и все земли под небесами принадлежали ему, но только в этой жизни, преодолев тысячи гор и рек, он смог своими глазами увидеть рыбацкие джонки в восточном море или кипящие реки лавы на западе. Раньше он не замечал, как черны ноги носильщиков, идущих по камням брусчатки, не видел их потрескавшуюся от мороза кожу и твердые как железо ступни. Он никогда не слышал, как в грушевом саду тростниковая флейта поет в детских руках, и звук ее, легкий и невесомый, как рвущийся шелк, рассыпается по глади заросшего пруда.
«Всему, что сияет и цветет, суждено превратиться в руины...»
Он больше не был Наступающим на бессмертных Императором, и в этой жизни он уже никогда не станет им. Теперь он…
— Старший брат, — звонко окликнул его ребенок, стоявший за прилавком. — Старший брат, можешь помочь спасти эту птичку? У нее крылья сломаны, и я... я не знаю, что делать.
— Юный заклинатель, — хрипло позвал его деревенский староста, — Спасибо за то, что помогли нам. В этой деревне живут лишь старики и вдовы, если бы вы не пришли, из-за этого злого духа нам бы пришлось покинуть родные места. Вы наш благодетель! Этот старик… пока жив, этот старик будет помнить вашу доброту.
— Добрый человек, — дрожащим голосом взмолилась маленькая нищенка, которую он встретил по дороге. — Добрый человек, мы с мамой уже несколько дней ничего не ели. Пожалуйста, будьте милосердны. Проявите сострадание...
Мо Жань закрыл глаза и снова открыл их.
Потому что кто-то окликнул его:
— Образцовый наставник[121.6] Мо.
От этого обращения привычно кольнуло в груди. Подняв голову, он посмотрел на загорелого парня, который позвал его, и без особой надежды попросил:
— Я не образцовый наставник. Это мой учитель — образцовый наставник. Не называй меня так больше.
Юноша почесал в затылке:
— Извините, все в деревне вас так называют. Я знаю, что вам это не нравится, но это уже не изменить.
Последние несколько дней Мо Жань провел в небольшой деревушке на границе обитаемого мира. Рядом возвышалась огромная заснеженная гора, и обитающие на ней ледяные призраки часто спускались в деревню и творили разные пакости. Это были низкоуровневые демонята, и созданный его учителем Ночной Страж с легкостью бы справился с ними, но эта деревенька была такой глухоманью, что до нее все еще не дошла даже весть об изобретении Юйхэна. Не имея другого выбора, Мо Жань решил сам воссоздать Ночного Стража в соответствии с руководством, составленным когда-то Учителем.
После множества неудачных попыток, он все же смог сделать первый рабочий образец. Его Ночной Страж был не таким быстрым и гораздо уродливее, чем у учителя, еще и жутко скрипел, но, главное, он мог быть использован по назначению.
Это оружие против зла так осчастливило жителей затерянной деревушки, что один за другим они начали звать его образцовым наставником Мо, что очень смущало Мо Жаня.
Но куда большой конфуз ждал его впереди.
В тот вечер закат уже окрасил половину неба алым. По натоптанной дороге он шагал через многолюдную Академию Синлинь[121.7], возвращаясь из библиотеки на горе Тай, когда кто-то крикнул:
— Образцовый наставник Чу!
Услышав знакомое обращение Мо Жань неосознанно повернулся на голос, тем самым поставив себя в довольно неловкое положение. В мире было так много совершенствующихся по фамилии Чу, но услышав этот окрик, он сразу же решил, что учитель очнулся раньше срока.
Разумеется, это было невозможно. Он слабо улыбнулся и, покачав головой, уже собирался отвернуться, как вдруг снова раздался крик:
— Образцовый наставник Чу!
— ... — Мо Жань удобнее перехватил стопку книг, щурясь, всмотрелся в толпу и, наконец, заметил, что кто-то машет ему рукой. Человек был слишком далеко, чтобы можно было увидеть его лицо, но он смог рассмотреть синие одежды, колчан со стрелами у него за спиной и следующего за ним по пятам волка.
Мужчина быстро подошел к нему, но когда они с Мо Жанем рассмотрели друг друга, то оба ошеломленно замерли.
— Вы…
— Мо Жань, — другой человек оказался расторопнее, чем растерявшийся Мо, в руках которого была неудобная ручная кладь в виде стопы книг. Ему оставалось только кивнуть и, бросив полный любопытства взгляд на лицо юноши, сказать:
— Не ожидал встретить здесь молодого господина Наньгун Сы.
Тот, кто кричал ему «образцовый наствник Чу», оказался никем иным, как Наньгуном Сы, сыном главы ордена Жуфэн.
Поскольку этот парень умер слишком рано, в прошлой жизни Мо Жань не встречал его, но Чу Ваньнин — другое дело, он ведь долгое время был почетным мастером ордена Жуфэн, так что Наньгун Сы наверняка неплохо знал его. Мо Жань оглядел его с головы до ног, на мгновение задержав взгляд на колчане в руке Наньгун Сы.
Это был очень старый колчан из потертой хлопчатобумажной ткани, расшитой камелиями. Узоры на нем давно выцвели, яркие лепестки слегка пожелтели, словно пожухли со временем, как будто напоминание, что ничего не может длиться вечно, и даже запечатленная в вышивке красота когда-то исчезнет.
Колчан множество раз ломали и чинили, во многих местах были видны следы штопки. Мо Жань сразу понял, что этот колчан был очень дорогой вещью для Наньгун Сы, но у кого в этом мире не найдется как минимум трех вещей, которые для него важны? Даже если человек выглядит, как идеальная картинка, в его сердце могут храниться воспоминания о ком-то, кто долгое время шел рядом с ним по жизни. Часто люди не так просты и простодушны, какими хотят казаться.
