Литценрайх, Устнар и Гвидо двинулись дальше, но Конрад задержался — он хотел помочь другу, но не видел, с кем биться.

Вольф сражался с невидимым противником из своего прошлого. Это была его битва, и Конрад ничем не мог ему помочь. Ему оставалось только идти вперед; он должен идти вперед.

Конрад повернулся к наемнику спиной и пошел следом за товарищами. Они проходили комнату за комнатой; их ноги совершенно беззвучно ступали по мраморному полу.

Через несколько минут настал черед Устнара стать добычей призрачного недруга из прошлого.

Дварф обходил древний саркофаг и вдруг с боевым кличем взмахнул топором. Устнар не отрывал взгляда от чего-то, чего никто, кроме него, не видел. Выкованный Баррой топор творил в священном покое хаос.

Он рассекал воздух и все, что под него подворачивалось, в погоне за врагом, который, видимо, прятался за любым укрытием. Дварф полосовал гобелены и картины, разбивал старые доспехи; он скинул с постамента непотревоженный столетиями каменный гроб, и тот распахнулся, рассыпав по полу хрупкие кости древнего Императора. Устнар пнул череп, разразился страшным проклятием и снова ринулся на неведомого врага, круша все на своем пути.

И опять Конрад ничем не мог ему помочь. Он пошел дальше, углубляясь в недра дворца, минуя склепы Императоров, что жили и умерли тысячелетие назад. Вскоре звуки битвы, ведущейся Устнаром, остались позади, будто она протекала где-то далеко… или давно.

Конрада пронзал холод, более леденящий, чем нес с собой туман, но в то же время по телу тек пот. Они с Литценрайхом переглянулись: должно быть, колдун тоже гадал, кто следующим падет перед тайными уловками дворца. Они пошли рядом и разделялись, лишь чтобы обойти постамент и звероподобного часового. Гвидо шел за ними по пятам.

— Пожалуйста! — взмолился вдруг Литценрайх.

Он упал на колени и смотрел вверх, в пустоту.

Колдун умолял, а сам уже вытягивал перед собой посох и насылал чары; он метил в невидимого врага, чтобы поразить того своей силой.

Комната вспыхнула ярким светом. По ней метались разноцветные молнии; они появились из воздуха и устремились к Литценрайху. Тот отражал их при помощи посоха, подобно тому, как парирует удары мечник. Потом он вскочил на ноги и нанес ответный удар; теперь молнии срывались с его посоха.

Находиться рядом с колдуном было еще опаснее, чем с Устнаром, и Конрад оставил его наедине с невидимым противником. Они с Гвидо заторопились к очередному покою смерти, потом к следующему. С каждой комнатой они отступали на шаг в прошлое, будто путешествуя во времени.

Пока не добрались до последних покоев, посвященных Зигмару.

О Зигмаре Молотодержце рассказывали больше легенд, чем о прочих Императорах, вместе взятых, но посвященная ему комната выглядела почти пустой. Зигмар основал Империю. Стены комнаты украшали бесчисленные фрески в его честь, но все картины и скульптуры были выполнены спустя много лет после смерти первого Императора. Он жил две с половиной тысячи лет назад, и никто не видел Зигмара с тех пор, как он проделал путь до ущелья Черного Огня, чтобы вернуть Гхал-мараз дварфам, — никто из людей. На постаменте, где следовало покоиться его останкам, лежала черная бархатная подушка, а на ней единственная оставшаяся от правления Зигмара реликвия — рукоять кинжала, с которым Император шел в бой у ущелья Черного Огня.

Конрад остановился у постамента. Идти больше было некуда — он добрался до последней поминальной комнаты, и вела в нее лишь одна дверь. Конрад огляделся. Он понимал, что судьба ждет его здесь. Сквозь витражное окно на потолке в покои заглядывала Моррслиб. Она стояла в зените в каждой из мириад комнат, хотя обычно проделывала свой путь по ночному небу довольно быстро. Но сегодня она застыла; время и вправду перестало существовать. Времени больше не было.

Конрад переглянулся с Гвидо. Пират вдруг наморщил лоб и недоуменно коснулся рукой губ. Он открыл рот, будто собираясь заговорить, и Конрад увидел, как шевелится его язык, но тут он понял, что видит не язык, а что-то коричневое, покрытое шерстью.

Изо рта Гвидо показалась голова крысы!

Щека пирата раздулась, лопнула, и из нее выглянула окровавленная морда другой крысы. Левый глаз запал внутрь, а из глазницы вылезла еще одна. Ее острые зубы пережевывали глазное яблоко.

Тело Гвидо затряслось, задергалось, и тут его разорвало изнутри. Во все стороны брызнула орда перепачканных кровью крыс: они вылезали из внутренностей, из груди, из рук и ног. За считанные секунды Гвидо пожрали изнутри, он превратился в ораву крыс, выстроившихся друг на друге в человеческий рост.

Конрад с ужасом наблюдал, как одежда и кортик Гвидо упали на пол. С визгом и писком крысы разбежались по комнате, попрятавшись по дырам в стенах.

Конрад не сомневался, что только что видел образец скавенского колдовства. Имперские гвардейцы поклонялись Слаанешу, но в самое сердце дворца его завели слуги Рогатого бога.

Конрад крепче сжал в руке новый меч и только тут вспомнил, что пыль варпа в клинке добыта у скавенов на Высоком мосту. Могло ли случиться так, что тех скавенов намеренно принесли в жертву, чтобы заманить его в Альтдорф? И в конце путешествия по Рейку именно Гвидо, создание скавенов, помог ему сбежать с пиратского корабля.

А теперь Конрад снова остался один, как часто случалось с ним в жизни. Во рту у него пересохло, влажные ладони скользили по рукояти, а сердце гулко колотилось в груди.

Его заманили в ловушку. Чтобы из нее выбраться, придется вернуться тем путем, каким он сюда пришел. Он обернулся — и увидел несущееся к нему уродливое существо. Оно появилось словно из воздуха, но более того, Конрад отказывался верить, что оно вообще может существовать.

На Конрада, выставив перед собой ржавый меч, бежал один из самых примитивных мутантов, которых он когда-либо видел: нескладный, с собачьей мордой, клыками и когтями, клочковатым серым мехом. Тело существа было полупрозрачным.

Как ни странно, мутант показался Конраду знакомым, но он не мог сообразить почему. Он поднял свой меч и с силой рубанул по шее твари, чтобы обезглавить ту одним ударом. Не встретив сопротивления, меч прошел насквозь. Тем не менее, наваждение развеялось, и на смену ему тут же пришло другое.

Следующий призрак оказался огромным, с перевернутым лицом; поверх разрозненного потускневшего доспеха толстое брюхо охватывал оружейный ремень, а правая рука заканчивалась топором. И его Конрад тоже узнал: он убил этого мутанта в тот день, когда его деревню стерли с лица земли. Он содрал с него шкуру и обернулся ею для маскировки. Он проткнул грудь мутанта мечом, чтобы покончить с ним во второй раз, но тот и так уже растворялся в воздухе, а его место заняло еще одно проклятое создание — на сей раз скавен.

И тут Конрад вспомнил первого монстра и то, где его видел. Он заколол его ножом, спасая Элиссу. Они встретились в тот день, когда Конрад пришел ей на помощь.

Конрад замахнулся мечом на скавена, и тот также растаял. Теперь на Конрада смотрело странное создание: наполовину насекомое, наполовину человек. Тело муравья сидело на человеческих ногах, из черного панциря росли четыре тонкие конечности. И, подобно остальным наваждениям, Конрад уже когда-то убивал его. Он застрелил его из лука, когда мстил за деревню. Перед ним стоял призрак, ему являлись призраки-мутанты. На него нападали духи убитых им в свое время созданий Хаоса, и каждый раз, стоило Конраду замахнуться на них мечом, один исчезал и его заменял следующий, а Конрад постепенно слабел.

Когда очередной мутант появился над головой, Конрад попытался поднять меч, но тот казался непосильно тяжелым. Над ним кружил летающий монстр — один из тех, что напали на них с Вольфом, когда они вернулись к оставшимся от деревни руинам. Чудовище выглядело более материальным, чем его предшественники, однако меч без усилия прошел сквозь покрытое чешуей тело.

И тут Конрад заметил, что его меч стал прозрачным. И его рука! Рукав камзола пропал, кожа испарилась. Он видел вены, по которым текла его кровь, сухожилия и связки. Но и они постепенно исчезали, оголяя белую кость, а вот и она стала растворяться, будто распадаясь от времени.