Ярость каменных едоков вскоре потеряла всякий смысл, когда остальные ласс`ары набросились и на них. Град ударов палок, камней и голых рук обрушили на них их иссохшие родичи, разрывая плоть быков, словно упыри, в их глазах горела ненависть и чистый, хищный голод.

Гилмог, собравшись с силами, попытался воздеть себя на ноги, но с мучительным хрустом позвонков обутые в сандалии ноги обрушились на его затылок. Кровь наполнила рот — он чувствовал, как ржавые лезвия разрезают его плоть. Из последних сил он попытался проглотить её.

Всё, чтобы утолить голод, поселившийся в брюхе…

Грот долгое сидел на скалах, глядя на отравленные, окровавленные воды, пока ласс`ары пировали. Когда они, наконец, закончили, он встал и накинул свой драный капюшон.

— Дети Пасти, следуйте за мной, сейчас, — сказал он, кривая улыбка появилась на его изуродованном лице. — У меня есть кое-что большое, и я хочу вам это показать.

История, конечно, продолжается и дальше, но с этого момента содержание становится весьма причудливым и в нём повествуется о местах, что находятся в не нанесённых на карту восточных землях. В своих примечаниях, которые я раздам через некоторое время, фройляйн Нитикин признаёт некоторую неоднозначность исходного материала.

Остаётся вопрос: что именно обнаружил самозваный пророк Грот Однопалый в разрушенных катаклизмом степях? И, как следствие, что стало с ним самим и его последователями? Правильный ответ, скорее всего, скрылся за мифом, если с самого начала был не более чем завуалированной аллегорией.

Прежде чем мы прервёмся на обед — вечный голод — проклятие огров и академиков, одинаково! — я хотел бы обратить ваше внимание на эту деревянную гравюру из университетской коллекции, которая, как говорят, копия исходной катаянской резьбы.

Это гипнотический образ, не так ли?

Обратите внимание, в частности на колоссальные зубы и крошечные фигурки огров, что пали ниц перед ними. Если бы то, что изображено на гравюре было правдой, то какой ужасающий, мстительный бог явился, не так ли?

Я вижу, что у вас есть некоторые вопросы. Пожалуйста, по одному господа.

Вот уже два месяца как зимние холода заперли братьев Златозубов в тесном, пропитанном удушающей вонью логове, и в этом адском котле их братское соперничество достигло высшей точки.

Когда-то Папаше Златозубу удавалось справляться со своими сыновьями, но теперь он стал слишком стар. Слишком измождён. А те ждали его смерти, словно молодые деревца, вылезшие из земли под кроной мощного дуба, ждут с нетерпением, когда тот повалится наземь и даст им поскорей вырасти самим.

Впрочем, терпеливость ограм не свойственна, и Папаше Златозубу пришлось уже прикончить двух своих самых настырных отпрысков. Чтобы не пришлось убивать остальных, он созвал всех на священный пир — великое состязание, исход которого и определит его преемника.

Восемь голодных до славы Златозубов ринулись в борьбу. И вот, три дня спустя, остался лишь отец да двое его сыновей: Гризус и Гронд.

Они втроём толкались у заляпанной кровью гранитной плиты, служившей им столом. К этому времени их лоснящиеся от пота шкуры раскраснелись, словно печные заслонки, тела раздулись, а сами они походили на упитанных клещей. Влажный воздух логова был напитан их вонью. Даже мухи, вялые и неповоротливые, не по сезону жужжащие в этой смрадной атмосфере, казалось, готовы были лопнуть от сытости.

Папаша Златозуб, последним прикончивший очередной поднос, размазал по бороде налипшие на роже кусочки сала и крикнул, чтобы принесли ещё.

— Мясник, — прогудел он. Голос, громом пронёсшийся по логову, заставил съёжиться от страха выводок здешних гнобларов. — Тащи мяса!

Младшие одобрительно заревели, и Папашу Златозуба, сидящего с непроницаемым, словно каменный стол лицом, захлестнула гордость. Да, один из них по праву займёт его место. Гронд был так силён, что мог громобивня на ходу остановить, а у Гризуса живот, как у беременной носорожицы. Отрада родительского сердца.

В залу проковылял мясник Златозубов и проворчал:

— Вот вам мясо.

Вокруг этого почтенного создания с жужжанием роились мухи, из-под заляпанного кровью фартука выпячивалось огромное пузо. Он швырнул на стол несколько грубо нарубленных кусков баранины. Из сырого мяса торчали острые, словно рыболовные крючки, кусочки раздробленных костей.

У Папаши потекли слюни.

— Налетайте, парни, — произнёс он, что те и сделали. Они вгрызлись в мясо и обнаружили, что оно кишит вкусными личинками, а на зубах приятно похрустывают кости. И огры, не икнув, проглотили останки трёх овец.

— Ещё! — заревел Папаша.

Мясник вернулся с головами носорожцев, каждая весом в четверть тонны. Кость, хрящ, рог — соперники жевали всё это с решимостью огров, которые знают, что с каждым куском их шансы на победу растут.

— Ещё!

На этот раз мясник притащил им по громадному ведру скользких пещерных угрей, белых и слепых словно личинки. Даже с откушенными головами те приятно извивались во рту, но смаковать времени не было.

— Ещё!

На столе возникла груда разного размера копыт, большую часть которых уже украдкой погрызли гноблары и крысы. На этот раз огры не стали поднимать шум из-за порчи продуктов, ибо к тому времени обжорство уже начало отдаваться в их телах мучительной болью. Свинячьи глазки мутно поблёскивали сквозь пелену пота и слёз.

— Ещё! — вскричали они, и им принесли ещё.

Подносы с кашей, приготовленной из измельчённого камня и крови носорожцев. Кучу тухлых фазанов, превратившихся в мешки из перьев, наполненные мясной жижей. Куски печёной носорожцевой шкуры, вяленое орочье мясо, гнилое дерево, населённое колониями причудливо расцвеченной плесени.

Семейство огров поглощало эти деликатесы с угрюмым остервенением. И вот, спустя некоторое время, вместо еды мясник принёс им скверную новость.

— Всё, парни, — сказал он, выжимая из передника кровь. — Вы всё сожрали. Ничего не осталось.

Непонимающим остекленелым взглядом огры уставились на него. Сонные и отупевшие, они сидели в лужах собственного пота. Одежда разошлась по швам и, обнажив запасы до боли раздувшегося жира, клочьями налипла на их потные туши.

— Ещё? — пробормотал Гронд, заходясь кровавой слюной.

— Нет, — покачал головой мясник. — Всё кончилось.

Гризус с влажным шлепком скатился на пол. Он схватился за спинку обитого железом кресла и со стоном поднялся обратно.

— Всё… кончилось… — выдохнул Папаша Златозуб. Каждое слово отдавалось болью. — Тогда… Тогда, наверное, ничья.

— Нет! — взревел Гризус.

Он поднял тяжеленное дубовое кресло над головой. Отчаянный крик перешёл в мучительный вопль. Огры отупело смотрели, как он из последних сил шагнул к отцу и с рёвом, от которого из каждого его отверстия полилась зловонная жижа, опустил кресло на голову своего родителя.

Раздался треск железа, дерева и кости, и Папаша Златозуб, тиран, правивший последние сорок лет, рухнул на стол в лужу крови и мозгов.

Братья глядели на остывающую на каменной плите тушу покойного отца. Он обучил их всему, что они знали об охоте, драке и о жизни в племени. Он был их наставником. Их тираном.

Теперь же превратился в полтонны свежего мяса.

— Позвольте-ка, я окажу ему последние почести, — произнёс мясник, уважительно помолчав с минутку.

Гризус рухнул на остатки своего кресла. Гронд захрюкал, то ли выражая одобрение, то ли заходясь в агонии. Мясник приступил к работе. Сталь с чавканьем впивалась в мясо, проходила с треском через кость и лязгала о гранит. Брызгала кровь. Закончив разделку, он замер, оглядел разрубленный на части труп и свалил перед братьями две кучи мяса.

Гронд заколебался, Гризус же не стал и думать. Лишь только его доля оказалась на столе, он накинулся на неё. Через некоторое время, вероятно, почуяв, что ест в одиночку, огр оглядел присутствующих.