— Придут к Скале, я их размажу, — прорычал Горфанг.

Зарргакк фыркнул.

— А сможешь? Или карлы снова сильны, да так, как не были уже много времени? — Шаман склонился над огнём, а затем окунулся прямо в него. Его голова прошла сквозь пламя, как кукла через занавес на детском спектакле, но жар не причинял ему вреда. — Скажу тебе кое-что, король Горфанг Гнилобрюх, Пожиратель троллей. Сломлена гордость бородачей. Но одна славная победа может вернуть им эту гордость. Если это случится, и они поймут, насколько сильные, кто может сказать, когда они остановятся?

Горфанг рыкнул. Кто-то осмелился сказать ему, что карлы сильны, и его побьют? Гэббл видел, как его морда кривится от этих мыслей. Но глаза — это были думающие глаза. Для орка Горфанг был очень умён.

— А если ты заполучишь себе в союзники пещерного недомерка, кто знает, когда остановишься ты сам? Побьёшь карлов… — шаман не стал заканчивать предложение.

Горфанг глянул на него.

— Потом Скверноземелье.

— Зачем останавливаться там? — улыбнулся Зарргакк.

Горфанг кивнул. Грёзы о завоеваниях мелькали в его голове. С той славной битвы за Карак Азул прошло уже много времени.

— Я подожду, — выговорил он наконец. — Гэббл?

— Да, босс?

— Когда вернёмся назад, пришли мне большого босса Бограта. Он давно слоняется без дела, ищет, чем бы важным заняться. Как раз будет чем. Раньше мы посылали гоббо посмотреть на этого Скарсника, теперь пошлём орка. Не гоблинское это дело. Пусть посшибает там несколько голов, наведёт шороху в их главном городе. Пусть познакомится с этим боссом-недомерком и приглядывает за ним для нас.

— Да, босс.

— Посмотрим, как Скарсник справится с крысами. Пусть для начала не пускает их к Скале. Если он настоящий воевода, он хорошо их поколотит, а парни не станут считать меня слабаком, за то, что я объединился с настоящим воеводой, пусть он и гоббо. Если он не настоящий воевода, они порвут его, всё чин чином, а карлы пусть тогда развлекаются с крысками, я могу драться и с теми и с теми, и золото останется при моём.

— Вот теперь ты говоришь, как король, — одобрительно произнёс Зарргакк.

Горфанг взглянул на троллиную голову, привязанную к мешку Гэббла. Ему захотелось вернуться во времена, когда всё было проще.

— Аж голова разболелась.

Зарргакк сделал хороший глоток.

— Никто не говорил, что быть королём — просто, твоё высочайшество.

— Никто не говорил, что это сложно. Будь большим, круши! Так живёт орк! И не говорили о всяком другом… Что надо всё это… — Горфанг скорчил рожу, — думать!

— Если говорить, кто согласится? Но кто-то же должен выйти и подняться в глазах Горка и Морка. Так получишь и славу, и мощь, и больше золота и зубов, чем можешь представить. Но быть жестоким мало. — Зарргакк как-то странно улыбнулся. — Ещё ты должен быть хитрым.

Горфанг кивнул, но ничего не сказал. Он пристально глядел в огонь и пил своё пиво.

На следующий день Горфанг и его слуга гоблин ушли из пещеры Зарргакка, оставив того сидеть на корточках перед очагом. Не прошло и двух минут, как у шамана защекотало в затылке. В его нос закралась плесневая вонь табака ночных гоблинов и прокисшего грибного пива.

Зарргакк потёр лоб, но не стал оглядываться.

— Вернулся? — спросил он. Лицо его изменилось. — Конечно, он вернулся, идиот!

— Успокойтесь, вы, оба, — произнёс скрипучий гоблинский голос. — Ну, что, он согласен?

Зарргакк кивнул.

— Может быть. Заставить орка слушать гоблина — сложная штука. Тем более пещерного недомерка. Дюже сложная.

Раздался тихий смешок.

— Ну, я же справился? Мы провернём это, и Горк с Морком будут довольны. Однажды Скарсник и Горфанг возглавят самый большущий Вааагх! в Скверноземелье со времён Грома Брюха, попомни моё слово, о, дас.

Зарргакк принялся раскачиваться взад-вперёд и смеяться.

— Это будет здорово, зог тебя дери! Мы всё, втроём — за!

Он истерично хохотал и взволнованно бормотал сам с собой о войне, смерти и пирушках после битвы.

Потом нахмурился. Глаза его были широко открыты, он приложил палец к губам и шикнул сам на себя.

Обернулся.

За спиной никого не было.

— Зоганный Дуффскул, — сказал он.

И посмеялся ещё немного.

— Хозяин сделает тебя умным.

Эти слова произнёс Фулугг Ходок.

Эти слова произнёс не Фулугг Ходок.

Голгфаг был в этом уверен. Он ни в чём не был уверен.

Его голова болела так, словно он всю ночь бодался с носорожцами. Голгфаг неуклюже пытался нащупать нож, но его не было. Он застонал, чувствуя, как судорожно дёрнулся распухающий и покрывающийся коркой правый глаз. Огр повалился вперёд, но что-то его удержало.

Голгфаг силился удержать левый глаз открытым, но видел лишь ухмыляющуюся тварь, которая одновременно была и не была Фулуггом Ходоком.

Голгфаг силился остаться в сознании.

Чё-то не получалось.

Голгфаг моргнул и застонал. Его глаза открылись. Он очнулся, когда кто-то кто хлопнул его по зубам, и увидел скалящееся лицо Фулугга. Услышал хохот.

Голгфаг взревел. Он собрал силы всей своей трёхметровой мускулистой туши, желая сбросить мучителя, сломать и измолотить его. Но чё-то не получалось. Его рёв захлебнулся в кашле. Он чуял себя: это была зловонная смесь пота, пыли и ещё острый, железистый запах открытых ран.

Фулугг посмотрел на него и снова издал низкий и дребезжащий смех.

— Хозяин сделает тебя умным, — в словах звучала насмешка. — Уже скоро.

Он шлёпнул Голгфага, с трудом пытавшегося остаться в сознании, но теряющего его. Обессиленного.

— Хозяин сделает меня умным, — выдавил из себя Голгфаг. — Да, Фулугг, я понял, хозяин сделает меня умным.

Задрав пленнику голову, Фулугг схватил его за щёки и сдавил, словно в тисках. Его губы вытянулись. На мгновение Голгфаг подумал, что он собирается его поцеловать, и не смог сдержать волну истерического смеха, прорвавшегося между безумием и болью. Он продолжал хохотать даже когда Фулугг ткнул пальцем в открытую рану на голове, липкую от наполовину застывшей крови.

— Уже скоро. Вот увидишь. Хозяин сделает тебя умным, — пускающее слюну существо, которое не было Фулуггом, склонилось вперёд и прошептало эти слова. От них разило смертью. Голгфаг вновь проиграл в схватке с обмороком.

Голгфаг заморгал, открывая глаза. Теперь он висел на стене в подземелье. Фулугга не было рядом. Холодный полумрак пах заплесневелым крысиным дерьмом и вонючими лужицами мочи. Дыхание сгущалось в пар. Если бы не боль, заглушавшая ощущение холода, то избитый огр бы дрожал. Но его крепкое тело уже приходило в себя, раны стягивались, боль отступала.

Голгфаг размял пальцы и ступни, а затем понял, что, хотя они и затекли от холода и крепких оков, ничего не было сломано. Плечи болели. Хотелось опустить руки вниз, но оковы были слишком прочными и тяжёлыми.

Голгфаг прищурился. Тусклый серый свет падал из высокого окна или люка. Оттуда дул ветер. Закатный ветер. Он чувствовал его и видел, как края проёма сияют золотом. Голгфаг жаждал этого света так же сильно, как и горного воздуха.

Голгфаг боролся, пока последние лучи заходящего солнца сверкали на краю высокого окна, постепенно тускнея, из золотых становясь жёлтыми, а затем тускло-красными. Потом свет исчез, сменившись тёмной синевой ночного неба, замерцала одинокая звезда.

Завыл волк. К нему присоединились и другие, радуясь ночи и мраку. За закатом приходит тьма… Инстинкт выживания говорил огру, как опасно быть прикованными в таких местах, когда приходит тьма.

Страх был, словно животное: слепое, напуганное, покорное инстинктам. Но при этом он давал силу, достаточную чтобы повалить на землю носорожца или избить саблеклыка в бойцовых ямах дола Скорби, где он вместе с другими молодыми быками показывал свою удаль против южных племён. Собрав весь страх и ужас, Голгфаг в последний раз напряг огромные мускулы. Что бы не удерживало его, оно прогнётся, поддастся и…