Его университетские товарищи и женщины, наблюдающие за дракой из дома на левой стороне улицы, разразились ликующими криками. Студент обернулся и приветственно вскинул руки, как должное принимая аплодисменты, но в этот момент ему на голову опустилась дубинка, смяв фуражку и едва не проломив череп. Впрочем, забияке повезло, что никто не вонзил ему крюк в почки.

Эльзассер поежился.

— Это Ото Вернике, великий герцог чего-то там, — пояснил он, указывая на упавшего студиоза. — Этот парень — полный кретин. Любимая забава Лиги Карла-Франца — или общежитие поджечь, или напугать послушниц в обители Шаллии. Эти лоботрясы никогда не закончили бы университет, если бы папочки не заплатили за их научную степень до того, как они туда поступили.

— А вы не были членом Лиги?

— Нет, я недостаточно знатен для этого. Я был «чернильницей».

— Что?

— Так члены Лиги называют студентов, которые действительно учатся. «Чернильницы». Они пытались оскорбить нас, но мы гордились своим прозвищем. В конце концов, мы создали свою лигу и всегда побеждали этих балбесов в диспутах.

— Зато они наверняка превосходили вас в кулачных боях, поединках и выпивке…

— О да! А еще они чаще заражались сифилисом, умирали молодыми и умели блевать дальше нас. Нелегко приходится детям из благородных семейств.

Сердце барона тревожно сжалось.

— Да, нелегко…

Он подумал о Вольфе.

— Простите, барон, я не хотел вас обидеть.

Члены банды сцепились со студентами, используя в качестве оружия кулаки и кружки. На мостовую пролилась кровь, но железные крюки остались висеть на поясах. Пока. На верхних этажах женщины заключали пари, и маленький человечек сновал взад и вперед, принимая ставки и кредитные записки.

Ото Вернике валялся без чувств, но его приятели сумели оказать достойное сопротивление.

Йоганн достал документ и передал его Эльзассеру. Взглянув на печать, стражник пришел в восторг.

— Вы говорили с Императором?

— Нет, — признался Йоганн. — Я говорил с юным Люйтпольдом и позаимствовал императорскую печать.

— И что здесь сказано?

— Ничего. Внутри чистый лист бумаги. Но никто не посмеет сломать печать. Итак, мы получили разрешение вернуть нашего избранника из забвения…

— Это не опасно? — спросил Эльзассер.

— Не думаю. У меня есть влияние на Карла-Франца. Полагаю, по званию Император старше Дикона, капитана портовой стражи.

У Эльзассера округлились глаза, а лицо побледнело.

— Но… э… я…

Йоганн понимал, что беспокоит молодого человека.

— Я прослежу, чтобы вы не пострадали, Эльзассер. Я возьму на себя ответственность за все, так что не беспокойтесь о своем будущем.

— Рад это слышать. Дикон отстранил меня от дела Твари и перевел в команду, занимающуюся бродягами. Завтра мне предстоит гонять проституток и сутенеров. Раз эти люди болтаются без дела на улице, значит, они бродяги и нищие. Это преступление, за которое я должен буду взимать с них штраф — три пфеннига. В конце месяца Дикон получает половину суммы, а остальные деньги делят между собой простые стражники.

— А если вам попадутся настоящие нищие и бродяги, у которых не будет трех пфеннигов?

— Тогда я должен буду избить их дубинкой. Так вершится правосудие в этом районе.

Йоганн стиснул в кулак руку, затянутую в замшевую перчатку, и прижал фамильный перстень к подбородку.

— Когда Тварь поймают, я добьюсь, чтобы порядки в портовой страже изменились. Даю слово.

Побоище закончилось безрезультатно. Большинство драчунов разошлись по трактирам на своих ногах, или их отнесли к лекарям, и только самые упрямые, сильные и глупые продолжали обмениваться ударами и пинками. Пожилая женщина исследовала пятна крови на земле, выискивая золотые зубы.

Луи смог ехать дальше, и коляска тронулась с места. Последние забияки убрались с ее пути.

Йоганн увидел Ото Вернике, сидящего и распевающего песни.

Спутник барона объяснил Луи, как проехать к складу торговой компании «Рейк и Талабек». Судя по тому, что удалось разузнать Эльзассеру, человек, которого они искали, скорее всего, сейчас находился на службе.

— Когда его выгнали из стражников, он больше никуда не смог устроиться, — рассказывал юноша. — И как начальнику склада ему нет равных.

Экипаж покинул улицу Ста Трактиров и покатил по бесконечным портовым закоулкам.

— Меня лишь одно удивляет, — заметил Йоганн. — Вам не удалось выяснить, почему его прозвали Грязный Харальд?

Вечер в «Приюте странника» выдался скучный, и Вольф с Труди рука об руку шли по улице в поисках более веселого местечка. Они встали с постели только в сумерках, продремав большую часть времени. Как и большинство студентов, Вольф привык к ночному образу жизни. Подобно вампирам, он чувствовал себя более живым и энергичным, когда на небе всходили обе луны. Молодого человека одолевал голод, который не всегда можно было утолить обычной пищей.

У его ступней вилась легкая дымка, поднимаясь вверх тонкими прядями. Вольф знал о причудах альтдорфского тумана и радовался, что все трактиры в этом районе находятся на одной, хорошо освещенной улице. Туман приходил в Альтдорф с двух рек примерно раз в два-три месяца и держался над городом в течение нескольких дней. Горожане привыкли к этому явлению. Они придумывали всякие отговорки, чтобы остаться дома, у теплого очага, пока все не закончится, но Вольфа туман манил и завораживал.

В альтдорфском тумане могло случиться все, что угодно, словно весь город погружался в фантастический сон, навеянный «ведьминым корнем». Влюбленные могли провести вместе несколько часов, а затем расстаться навсегда. Создания, прятавшиеся по сточным трубам и погребам, покидали свои убежища и бродили по улицам под защитой густой серой пелены. Существовало множество историй о происшествиях и комичных амурных приключениях, виной которым была плотная мгла, время от времени окутывающая столицу. В Театре памяти Варгра Бреугеля Детлеф Зирк ставил «Туманный фарс» — пьесу, содержание которой основывалось на самых старых анекдотах. Всего несколько дней назад Вольф водил Труди на представление. Они долго смеялись над вереницей похотливых мужей, жадных шлюх, пылких любовников, наивных женушек, вульгарных повитух, недотеп-стражников и тупоголовых жрецов, а также восторгались мастерством декораторов, которые искусно воспроизвели туманную дымку над сценой.

Однако сегодня туман не казался таким дружелюбным, как в театре. Он быстро поднимался, образуя плотную завесу, сквозь которую невозможно было разглядеть дома на противоположной стороне улицы. Даже фонарей, висящих над входом в трактиры, не было видно. Труди дрожала, кутаясь в шаль, и по большей части молчала. Вольф догадывался, о чем она думала. Девушка не умела читать, однако и до нее доходили мрачные слухи. К тому же недавно появился новый плакат, понятный даже неграмотным. На нем было нарисовано чудовище — пусть нечетко, но вполне узнаваемо, а надпись внизу обещала солидное вознаграждение.

Туман поглотил город. Хозяева трактиров прилаживали новые факелы и запасали провизию, словно готовились к длительной осаде. В течение нескольких дней выпивохи, которых жажда гнала из дому в любую погоду, обеспечат работой все злачные места в округе, и трактирщики хотели, чтобы клиенты легко нашли дорогу в их заведения.

— Стоять! — раздался грубый окрик. — Эй вы…

Вольф обернулся и понял, что обращались именно к нему. Высокая, широкоплечая фигура выступила из тумана навстречу парочке. На мужчине не было ни шлема, ни бляхи стражника — да и будь они, Вольф слышал достаточно о порядках в портовой страже, чтобы чувствовать себя в безопасности. Поэтому он снял руку с плеча девушки и настороженно положил ее на рукоять кинжала.

У него в кошельке имелось золото, а у пояса под курткой висел мешочек с «ведьминым корнем». Вольф не желал расставаться ни с тем, ни с другим.

— Дайте-ка я на вас погляжу.

Свет фонаря ударил им в глаза. Труди вздрогнула и плотнее прижалась к юноше. Вольф все еще не видел лица человека, но разглядел грузовой крюк на поясе у незнакомца и вышитую эмблему на куртке.