Площадка была слишком маленькая, чтобы на ней могли уместиться все заинтересованные лица, поэтому Харальд запретил кому-либо приближаться к нему и Розане. Остальные заняли наблюдательную позицию под сводами купола, в котором располагались огромные и непонятные шестеренки и рычаги. Все присутствующие обхватили головы, чтобы не слышать тиканья, звяканья, скрипа и скрежета механизма. Расселас начал гордо объяснять устройство часов на случай, если кого-нибудь заинтересует эта информация, однако его аудитория только глубже засунула пальцы в уши.

Розана облокотилась на перила. Ветер трепал ее волосы. Закрыв глаза, она погрузилась в себя, пытаясь найти то, что делало ее такой, как есть. Харальд не раз приглашал ее участвовать в расследованиях после дела о поимке Твари, однако он так и не понял, как действует ее дар. Он знал только, что это непросто, и догадывался, что ее таланты имеют оборотную сторону, непостижимую для него.

Капитан заметил, что пальцы девушки побелели. Она вцепилась в ограждение так, словно от этого зависела ее жизнь.

На площадке виднелись капли птичьего помета, причем некоторые из них были свежими. И еще отпечатки башмаков в пыли, хотя на них не было клейма производителя или характерных особенностей, чтобы они могли служить уликой, как в одной из таинственных историй Ферринга-стихотворца. Даже не обладая способностями Розаны, Харальд мог восстановить картину перемещений убийцы. Здесь Боевой Ястреб стоял, выбирая мишень. Он не двигался — контуры были четкими, не размазанными — и терпеливо выжидал. Следы рук показывали, за что он держался, когда уходил. Желудок Харальда заурчал, как всегда, когда он чуял запах преступления.

Штальман регулярно патрулировал площадь, поэтому Боевой Ястреб мог приметить его заранее и прийти сюда специально из-за него. Но, скорее всего, сначала он выбрал удобный наблюдательный пункт, а потом уже решил, чью жизнь отнимет. Однако это убийство слишком сильно смахивало на насмешку. Харальд подумал, что злодей, возможно, пытается привлечь его внимание. Атаковав стражника, он хотел доказать, что можно бросить вызов Грязному Харальду и остаться в живых.

Солдат, первым забравшийся наверх, нашел перо. После десяти убийств у Комиссии набралось достаточно перьев, чтобы изготовить пуховое одеяло для обожающей роскошь стервы, графини Эммануэль из Нулна. Новый образец ничего не дал, равно как и все остальные. Орнитолог, занимающий второе почетное место среди своих коллег, сообщил, что они имеют дело с обычным ястребом, что птица здорова и, вероятно, за ней хорошо ухаживают. Разумеется, ученый не слишком охотно согласился на сотрудничество со стражей, после того как Фирек обошелся с лучшим орнитологом столицы.

— Я чувствую его, — буднично сказала Розана. — Это он, то есть мужчина. Он темен внутри, будто его и нет вовсе. Он напоминает пустые доспехи. Пустые кожаные доспехи.

Харальд внимательно слушал, держась на расстоянии от девушки. Чужое присутствие могло запутать провидицу. Ветер изменился, задувая длинные пряди ей на лицо. Если бы не мистический дар, Розана была бы очень похожа на его жену.

Его погибшую жену.

Девушку знобило. Дрожь ее тела передалась перильцам, окружавшим площадку. У провидицы дергался подбородок, и она совершала странные — птичьи? — движения головой.

— Я — это он, — объявила она. — Я Боевой Ястреб.

— О чем он думает?

Розана поколебалась.

— У него нет настоящего разума. И все же он помнит своего отца. Высокого, большого мужчину. Конечно, это детские воспоминания, поэтому отец возвышается над ним. Но есть еще кое-что. Он постоянно сравнивает себя с ним, пытается превзойти его, выйти из его тени…

Такое случалось довольно часто среди серийных убийц. Причина всегда крылась в их детстве, в их семье. Хотя, принимая во внимание число никудышных родителей, просто чудо, что серийные убийцы не заполонили весь мир.

— Его отец… это… Он был…

— Да?

Розану лихорадило не на шутку, словно с ней вот-вот случится припадок. Харальд испугался за нее и придвинулся ближе.

— Его отец был Боевым Ястребом.

— Боевым Ястребом?

Девушка кивнула. Ее волосы развевались. Хотя Харальд не видел ее лица, но знал, что ее глаза закрыты. Позади нее он видел статуи всех Императоров со времен Зигмара. Голуби — редкость в Альтдорфе в эти дни — порхали над шлемом Зигмара и садились на загаженный птичьими испражнениями молот.

Раздался пронзительный звук, словно меч вытаскивали из расщелины в камне, и Розана неуклюже двинулась вперед. Из ее груди рвался крик. Харальд бросился к девушке и крепко схватил ее за плечи. Невыносимо, невероятно громко зазвонили колокола на часовой башне.

Железные прутья выскользнули из каменных гнёзд, и Розана опасно наклонилась, приблизившись к самой кромке площадки. Харальд почувствовал, что вес девушки увлекает его вниз. Одна ее нога соскользнула.

— В своем сознании, — кричала провидица, пересиливая бой часов, — он летает! Летает вместе с ястребом!

Ее ступни наполовину висели в воздухе. Она судорожно вцепилась в руку капитана. Одно ужасное мгновение Харальду казалось, что они сорвутся вниз. Он ухватился за перила с той стороны, где они все еще держались в стене, и оттащил Розану от края площадки. Теперь обе ее ноги находились на твердой поверхности. В дверях беспокойно толпились люди, поднявшиеся на башню. Упираясь ногами в пол, Катц нагнулся и потянулся к ней. Розана буквально впилась в его запястье. Еще немного, и девушка рухнула бы к подножию высотного здания.

Шаг за шагом они отодвигались от опасного края. Розана со свистом выдохнула воздух, помотала головой и слабо улыбнулась. Ее пальцы крепко сжимали его руку. Затем захват ослабел, и провидица отшатнулась, скрывшись под сенью купола. Все собравшиеся поспешно расступились перед ней.

Что она увидела? Что она прочитала в его мыслях?

Катц вздрогнул, словно страх перетек из разума девушки в его разум. Он унял дрожь, представив, что стальной кулак обхватывает его сердце.

Харальд последовал за Розаной внутрь башни. Колокола умолкли.

В мансарде большинство птиц спали. Он приучил их к ночным полетам.

Пробираясь среди клеток и насестов, он проверял своих любимиц. Белль отдыхала, спрятав голову под крыло. Крючковатые лезвия, прикрепленные к ее когтям, ей не мешали. У хорошей боевой птицы оружие должно держаться так же крепко и удобно, как обручальное кольцо, которое никогда не снимают с пальца.

Его спина с двумя незримыми шрамами там, где вырастут крылья, постоянно чесалась. Горячий воск капал ему на руку.

Он вспомнил своего отца, статую на холме, разум, воспаривший ввысь в теле Миньи. Боевой Ястреб, первый Боевой Ястреб покинул сына, когда тот был еще маленьким ребенком. Каждое воспоминание мальчика об отце превращалось в совершенную лаковую миниатюру, которую он хранил вечно.

Иногда птицы шевелились. В каморке без окон было уютно и темно, и только случайные проблески солнца проникали сквозь щели люка. Естественный запах крылатых созданий был сильным, приятным, неизменным.

Сколько он помнил своего отца, тот всегда был спокойным, замкнутым в себе, лишенным истинной личности. Переводя взгляд с бесстрастного лица-маски своего родителя на танцующие облака в небе, он начинал понимать.

Газеты, в которых рассказывалось о последнем жертвоприношении, пригодились в качестве подкладки под клетки.

Следующий этап Замысла потребует смелости.

В углу чердака лежали напоминания о его первых попытках взлететь. Здесь были обломки первых механизмов, погнутый металл и порванная парусина, часовые шестеренки со сломанными зубцами и мотки проволоки. Он потратил на это годы. Ему было хорошо известно, что ответ может дать только наука, а не магия. Но лишь недавно он вспомнил рассказ отца о Замысле.

Умный человек может летать. Человек, не умеющий колдовать, но влюбленный в небо всем сердцем.