Герхарт за свою жизнь не раз сталкивался со всевозможными ужасами — скользкими, порождёнными Хаосом почкующимися тварями, живой демоном-пушкой, иными существами, порождёнными кошмарами, которые, по справедливости, вообще никогда не должны бы были существовать в реальном мире — но никогда ранее с чем-то настолько первобытным, настолько древним и настолько ужасающим, как это дерево-виселица. Он чувствовал, как пагубные энергии Хаоса, придавшие дереву неестественную энергичность, распространяются вокруг. Он чувствовал сгустившийся от них воздух, чувствовал их разгорающуюся ярость на своей шее, ощущал, как холодеет его позвоночник, как замораживается мозг в его костях, чувствовал во рту их горький желчный привкус. Он чувствовал их холодное, развращающее прикосновение в тёмных глубинах своей души.

Оно вызывало и иное — иное чувство, пагубное ощущение, царапающее на краях его сознания. Сверхъестественные чувства Герхарта показали ему вспышки видений… воспоминаний…

Он видел обмазанных кровью, татуированных людей древних племён, предлагающих дереву в жертву поверженных в бою врагов… Он чувствовал силы тёмной энергии, скапливающиеся в дереве в течение веков, с каждым кровавым ритуалом, что продолжались и поныне, когда кровожадные племена варваров сменили жители Фидорфа… В своих видениях разделяемой памяти он увидел момент, когда в результате воздействия накапливающихся изменяющих сил, дерево получило некое подобие самосознания…его влияние стало распространяться через почву под лесом, словно корни, охватывая деревню, развращая умы её жителей настолько, что они даже не задумывались о прекращении жертвоприношений, по-прежнему скармливая дереву души, наполняя его силой и мощью, укрепляя его влияние. В свою очередь, эта раковая опухоль держала в страхе все остальные угрозы его могуществу, в непрерывном цикле разложения, жертвоприношений и пожирания душ…

Герхарту удалось подслушать разговор, состоявшийся между трактирщиком и патрульным в «Телёнке». Теперь он понял, почему растущая Буря Хаоса обошла это место стороной. Хаос уже был здесь.

Его разум был переполнен будоражащими видениями, поэтому Герхарт не увидел, как во тьме корень пробился из земли и схватил его за лодыжку. Он упал и кубарем покатился вниз по склону, начинавшемуся у края поляны, кувыркаясь через колючие заросли, будучи не в силах остановиться. Корни и камни оставляли синяки на его теле, колючки запутались в бороде.

Он катился вниз по склону, пока не остановился в зарослях крапивы, стукнувшись головой о выветрившийся камень. Удар на мгновение оглушил его, но и позволил вырваться из оков зловредного влияния дерева. Дерево-виселица рванулось к нему, подминая молодую поросль своей тяжёлой поступью. Тела дико качались на ветвях или отрывались, зацепившись за ветви-крючья вязов и седых берёз.

Это было уже почти на краю поляны. Покрытая слизью челюсть отвалилась от одного из висящих высоко на ветвях скелетов и упала к ногам Герхарта, не выдержав тряски, создаваемой деревом Хаоса при движении.

Не было никакой возможности одержать здесь победу, особенно имея только меч, осознал Герхарт. Только одна вещь могла его спасти. Герхарт снова открыл своё магическое зрение, и в душе его затеплился огонёк надежды. Лощина, в которую он упал, была насыщена закручивающимися потоками магической энергии. Существовали места, которые привлекали к себе ветры магии сильнее, чем остальные, подобно магниту, притягивающему железные опилки.

Маг огня посмотрел на камень, о который ударился головой. Древние узоры на его поверхности всё ещё можно было разглядеть под содранным лишайником. Возможно, их авторами были представители первых племён, ставших поклоняться дереву в незапамятные времена. Концентрация магических энергий была здесь велика, притягиваемая к этому месту древним камнем. «Интересно, — подумал Герхарт, — те первобытные люди осознавали, к чему может привести установка камня именно в этом месте?» Этот магический потенциал только и ждал, чтобы его использовали.

Дерево потянулось за Герхартом. И это был конец — отсюда уже некуда было бежать. Когда оно пришло в движение, он выдохнул и вновь сконцентрировал свой разум, не обращая внимания на ноющую боль в затылке.

Столь насыщенно магией было это место, что вливаемый в волшебника поток сил раздул огонёк пламени в его разуме во всесокрушающую огненную бурю. Герхарт вскинул руки, направив их в сторону дерева, и они словно бы взорвались потоком огня. Колдовские силы взревели на кончиках его пальцев, образовав кипящий шар жидкого огня, который он метнул в дерево-виселицу. Жёлтые пожары полыхали в его глазах, когда Герхарт бросил заклинание в отродье Хаоса, принеся дерево в жертву ярости своих магических сил. Он не чувствовал такую силу со времён Вольфенбурга.

Пламя охватило сразу весь ствол дерева, гротескно раздутый, словно разжиревший от бесчисленных пожранных душ. Тварь испустила какофонический крик, когда треснула древесина, как будто мириады голосов завопили в унисон с сердитым рёвом пламени. Дерево корчилось в агонии, пламя пожирало его, гниющие трупы на ветвях искривились, словно бы кланяясь, когда их охватил огонь. Когда их верёвки прогорели, скелеты рухнули на лесную подстилку в снопах искр. Бушующий ад осветил вершину холма и окружавший его лес.

Мощь заклинания забрала все его силы, но Герхарт отчётливо понимал, что дерево умирает. За пределами досягаемости его предсмертных конвульсий волшебник удовлетворённо смотрел, как дерево пылает в очищающем пламени. Пока оно горело, ему показалось, что он видел исказившиеся в агонии лица, что проявились на коже-коре дерева, добавив свои голоса к предсмертным агонизирующим воплям твари.

Убедившись, что его работа здесь закончена, и подобрав меч и посох, Герхарт пошёл по тропе, по тропе, которую избрала лошадь с двумя оставшимися в живых похитителями. Маг шёл по следам отпечатавшихся в сырой земле копыт обратно, к «Забитому телёнку» и развращённой деревне.

Дерево само показало Герхарту, что жители Фидорфа были соучастниками его зла. Земля не сможет очиститься от заразы, которой являлось нарастающее развращающее влияние Хаоса, доколе порча, которой благодаря сему корню зла позволили нагнаиваться здесь, не будет вычищена, а рана — прижжена.

Прежде чем наступит рассвет — Фидорф сгорит.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.