— Страдай, — отрыгнул Гурк.

Огромный мутант ещё сильнее сжал вампира, после чего разок раскрутил над головой и бросил. Зловонный ветер трепал длинные белые волосы Мундварда, пока он падал. Под собой, на дороге, он видел, как разваливалась, не направляемая более его волей, создаваемая пять сотен лет армия. А потом там уже не стало воинов. Он был над водой, над неспокойной поверхностью которой раздавался шёпот и звон, и сверкал радостный блеск костров.

Рейк.

Ужас наполнил его. Кол в сердце может взять силу вампира, солнце — забрать его жизнь, но проточная вода не сделает ни того, ни другого. Это будет лишь агония, опустошаюшая саму его душу.

Граф Мундвард собрал последние силы, чтобы выкрикнуть отчаянную просьбу к ветру смерти, но никто не услышал его крик, когда вода окутала и поглотила его.

На южной стороне Мариенбурга стены были толстыми и высокими, так как на протяжении всего времени, что город игрался с суверенитетом, он боялся своего мощного южного соседа намного больше, чем всего, что могли бы бросить против него налётчики с дальнего севера. Как наивно, — подумал теперь Каспар Восбергер, видя знамёна Карробурга, развевающиеся вдоль альтдорфской дороги от южных ворот, и, пришпорив коня, отправил его в бешеный галоп к воротам. Охваченный ужасом чёрный жеребец с грохотом помчался вниз по мощёной улице. Запах смерти заполнил ноздри бедного животного, и оно периодически отклонялось со своего пути, чтобы избежать валявшихся на всём его пути трупов. Большинство тел выглядели довольно древними: они были гнилые, некоторые покрыты штукатуркой или кирпичной пылью, а иные были покрыты тиной и грязью, словно недавно вылезли из болота. В настоящее время они не подавали никаких признаков жизни.

Мужчины и женщины, что всё ещё были живы, сновали туда-сюда, собирая свои пожитки в узлы, но разбегались в стороны перед дворянином и его конём.

Когда мёртвые поднялись, Каспар молил Зигмара о спасении, и человек-бог Империи пощадил его. Он должен был предупредить генерала Империи, что направлялся сюда о том, что ждёт его. И даже больше этого! Он должен был предупредить Альтдорф, чтобы тот не разделил судьбу Мариенбурга.

Коня занесло на брусчатке, когда Каспар заставил его совершить резкий поворот, а затем он встал на дыбы, когда перед ним возникла фигура, вставшая на середине дороги и не собиравшаяся уступать ему путь. Каспар выругался и поспешно укоротил хватку поводьев, когда его скакун взвился на задние ноги. Животина была всего лишь почтовым конём, а не боевым, и в его инстинктах было избегать столкновений, а не искать их.

— Прочь с моего пути, деревенщина!

Мужчина неуклюже повернулся к нему лицом, и Каспар ахнул. Он был промокшим насквозь, судя по тёмному ворсу на его кожаных сапогах с серебряными пряжками. Его мокрая, плотно облегавшая худое тело, дамасская рубашка была в тёмно-багровых подтёках и, словно под когтями медведя, разорвана на груди и плече. Его молочные глаза безучастно смотрели прямо в лицо Каспара, а голова была наклонена, демонстрируя ужасно выглядящую рану на шее, когда он подошёл. Это был Энгель ван дер Зее. Или было.

Каспар закричал, когда покойник бросился вперёд и ухватил его за колено. Он махнул рукой, целясь в голову Энгеля, а затем издал булькающий крик, когда его выдернули из седла.

Стеная от боли в ушибленном плече, Каспар оторвался от мостовой, когда второй человек сунул ноги в стремя освободившейся лошади и вскочил в седло. Его благородное лицо было бледным и напряжённым, прямые белые волосы ниспадали на алые пластины покорёженного доспеха. Он взял поводья в бескровные, словно кость, руки и склонился на сторону, чтобы скрыть то, что выглядело как смертельная рана в плече.

— Моя благодарность за лошадь, — произнёс человек шёпотом умирающего.

— Милорд, я должен уйти. Я должен предупредить наших братьев и сестёр в Альтдорфе.

Человек усмехнулся. Речная вода с журчанием вытекала из его горла. Его лицо ожесточилось, когда горн карробуржцев сыграл предупреждение. Контакт с врагом состоялся. Последовала серия громких сигналов, после чего войска начали образовывать неровные боевые линии. Всадник повернул коня к Южным воротам, оставив Каспара лежащим на спине рядом с безвольно глядящим ван дер Зее.

— Мощные силы собираются в Альтдорфе, дитя. Паразиты эти обошли Повелителя Теней один раз. Но второго — не будет.

Надежда обрекла их на гибель, надежда и уверенность, что боги уже причинили им достаточно страданий, чтобы насылать новые несчастья. Они и так уже столь многое потеряли: свою родину, своих близких, все свои пожитки. Конечно же, они молились, боги должны были защитить свою паству от новых потерь, конечно же, боги должны были уравновесить их горе и невзгоды избавлением.

Чем ещё кроме надежды можно объяснить марш усталых, замёрзших людей, переживших разрушение Кислева, молча бредущих под необычную грозу, которая обрушилась на усеянную трупами область? Около двухсот голодных, больных, забытых богами душ, оцепеневших от ужаса и опустошённых увиденной резнёй.

Фаталисты и святые всегда утверждали, что все способны видеть знамения наступающего конца света, но кто им на самом деле верил? Поборники апокалипсиса рвали волосы и исступлённо бичевали себя, крича о надвигающейся гибели, но жизнь в Кислеве шла своим чередом: засушливые ветреные лета и суровые морозные зимы.

Столь же регулярно, как сменялись времена года, северные племена совершали набеги на Кислев — весеннее наступление, как назвал это Анспрахт из Нульна, термин, который мог осмелиться ввести только тот, кто сам не пережил подобного. Ротмистры с обветренной кожей из верхних станиц собирали всадников, чтобы встретить северян в битве, а матери Кислева ткали траурные саваны для своих сыновей.

Такова была жизнь в Кислеве.

Как говорили мудрецы степей: это неважно.

Выстояли даже перед ужасом Года, Который Никто Не Забудет, решающие победы при Урзубье и Мажгороде позволили отбросить разбитые племена назад в пустынные земли. Сегодня та бойня казалась всего лишь отвлекающим манёвром при подготовке к смертельному удару.

С первой оттепелью северяне вернулись.

Курганы, хунги, скайлинги, варги, байрсолинги, айслинги, грайлинги, сарлы, бьёрлинги и сотня других племён двинулись на юг под одним гневным знаменем.

И с ними пришёл Конец Времён.

Люди, звери тёмного леса и отвратительные монстры захлестнули Кислев в невиданных количествах. Они мчались на юг не завоёвывать или грабить, а уничтожать.

Проклятый Прааг поглотили воющие демоны и невообразимые ужасы, а Эренград пал от атаки полуночных разбойников на кораблях-рейдерах, которые до основания сожгли западный морской порт. И Кислев, непреступная твердыня самой Ледяной Королевы был взят приступом всего за одну ночь ужасающего кровопролития. Его высокие стены превратились в обломки, густо усеянные кричащим лесом из посаженных на кол мужчин и женщин, чьи изломанные тела стали добычей красноногих гурманов-падальщиков, столь же чёрных, как дым погибшего города.

Те, кто оставил Кислев, прежде чем армия Севера достигла его стен, бежали в земли опустошённые войной, и истекающие кровью от её последствий, где милосердию не осталось места, а жестокость стала обычным делом. По всему горизонту пылали разрушенные поселения, чьи деревянные палисады пали, а на пепелищах пировали звери, шагавшие как люди, мерцая узкими глазами.

По всему Кислеву обглоданные кости людей сложили, как дрова для алтарей Тёмных Богов.

И это было всего лишь начало последней войны.

Девочка видела, возможно, шесть зим, самое большее семь. Она стояла на коленях в чахлой траве возле тела седоволосой женщины и, рыдая, трясла её и звала по имени, словно это могло вернуть умершую к жизни.