Когда и мост, и песни остались позади, Освальд принялся рассказывать о своей театральной затее.

— Я нанял очень умного молодого человека. Некоторые называют его гением, а некоторые — чертовым идиотом. Правы и те и другие, но обычно гений перевешивает идиота, и, может быть, именно глупость и питает гений. Его труд произведет на вас впечатление, я уверен.

Женевьева позволила себе расслабиться под скрип колес, стук копыт по булыжнику и приятно страстный голос Освальда. Карета уже приближалась к альтдорфскому дворцу фон Кёнигсвальдов. Они ехали по широким улицам самого престижного района города, здесь особняки наиболее высокопоставленных придворных расположились в парках, в которых могла бы разместиться целая армия людей попроще. Ополченцы в стильных униформах патрулировали улицы, не допуская на них нежелательные элементы, и фонари горели всю ночь, освещая дорогу к дому утомленному аристократу после тяжкого вечернего труда — низкопоклонничанья и расхаживания с важным видом по коридорам императорского дворца. Женевьева нечасто бывала в этом квартале за те сто лет, что прожила в Альтдорфе. «Полумесяц» находился гораздо ближе к докам, на шумной живописной грязной дороге, известной под названием улица Ста Трактиров.

— Я прошу вас поговорить с Детлефом Зирком, чтобы он мог воспользоваться вашими воспоминаниями. Вы, разумеется, играете главную роль в этой драме.

Женевьеву забавлял энтузиазм Освальда. Она помнила его мальчиком, объявившим, что, если бы не семья, ожидающая от него, что он займет место выборщика после кончины отца, он предпочел бы стать странствующим актером. Его поэзия снискала немало аплодисментов, и она чувствовала, что этому взрослому человеку жаль, что требования общественной жизни не дали ему возможности продолжить писательские опыты. Теперь, пусть опосредованно, он мог вернуться в искусство.

— Освальд, а кто будет играть меня?

Кронпринц рассмеялся:

— Кто же еще? Лилли Ниссен.

— Лилли Ниссен! Это же смешно. Она считается одной из величайших красавиц современности, а я…

— …а на вас просто приятно посмотреть. Я знал, что именно такой и будет ваша реакция. В Кислеве говорят: «Бойся вампирской скромности». А кроме того, мы в равных условиях. Меня играет франтоватый молодой гений, разбивший сердец больше, чем императорская милиция — голов. Мы ведь говорим о театре, а не о скучных запыленных исторических томах. Благодаря Детлефу Зирку мы все будем жить вечно.

— Дорогой мой, я уже живу вечно.

Освальд снова усмехнулся:

— Конечно. Я забыл. Могу лишь сказать, что я встречался с Лилли Ниссен и, хоть она, несомненно, изумительна, с вами ей не сравниться.

— Умение так льстить, конечно, считается достоинством при дворе Императора?

Карета притормозила, раздалось лязганье цепей.

— Ну, вот мы и прибыли.

Огромные ворота, украшенные кованым железным щитом герба фон Кёнигсвальдов, распахнулись, и карета Освальда свернула на широкую подъездную дорожку. Впереди, перед дворцом, царила какая-то суматоха. Громоздились горы чемоданов, громко спорили люди. Импозантный, чуть полноватый молодой человек в искусно сшитом и явно сценическом наряде кричал на трясущегося кучера. Возле него переминался с ноги на ногу карлик. Присутствовали и другие диковинно одетые персонажи, и все они служили публикой для громкоголосого оратора.

— В чем дело?! — прокричал Освальд. Он выбрался из еще движущейся кареты и быстро зашагал в самую гущу спорщиков. — Детлеф, что происходит?

Тот, что кричал, Детлеф, повернулся к кронпринцу и ненадолго умолк. В тот же миг Женевьева почувствовала, что молодой человек — молодой гений, если верить Освальду — увидел ее. Она выглядывала из кареты. Они обменялись взглядами, которые каждый из них будет потом помнить еще долго, и этот миг миновал. Детлеф уже кричал снова:

— Я уезжаю, ваше высочество! Меня не нужно предупреждать дважды. Игра окончена. Я лучше вернусь в крепость Мундсен, чем соглашусь, чтобы меня преследовали привидения. Я и моя труппа выходим из проекта, и я очень советую и вам отказаться от этой затеи, если не хотите, чтобы вас посетили летающие монахи, которые говорят без слов, пахнут могилой и ясно намекают, что тот, кто их не послушает, составит им компанию на том свете!

Детлефа пришлось успокаивать не один час. Но кронпринц Освальд говорил разумно и обстоятельно, пытаясь найти появлению монахов менее пугающее объяснение.

— Привидения могут быть мелочными, могут даже вводить в заблуждение, и все же им несвойственно вмешиваться в дела смертных. — Он взмахнул в воздухе изящной ладонью, как бы прогоняя бессмертных духов, о которых говорил. — Этот дворец стар, его часто посещают призраки.

«Все это замечательно, — думал Детлеф, — но Освальду эти жуткие существа не таращились прямо в лицо, и он не получал прямых указаний от мертвых».

— Говорят, что, когда близится смерть фон Кёнигсвальда, тени его предков возвращаются, чтобы забрать его с собой. Когда дед, в честь которого я был назван, лежал в коме из-за воспаления мозга, явился безносый призрак Шлихтера фон Кёнигсвальда и неумолимо дожидался возле его постели.

Но Детлеф не был убежден. Он все еще помнил пронизывающий взгляд призрачного монаха и его костлявый палец.

— Простите, что говорю об этом, ваше высочество, но в данном случае вы, похоже, пребываете в добром здравии, тогда как именно надо мной, не могущим похвастать родством с вашим славным семейством, нависла угроза смерти.

Принц помрачнел.

— Да, Детлеф, — тихо произнес он, — но мой отец, выборщик…

Кронпринц кивнул в угол комнаты, где тихонько покашливал над своими солдатиками выборщик Остланда, организуя атаку на ведерко для угля.

— Ура генералу! — вскричал выборщик Максимилиан. Наверно, ему пора было отправляться в постель.

Освальд посмотрел на Детлефа, и Детлеф почувствовал, что смягчается. Срок старика действительно истекал.

Разум его давно уже распался под гнетом лет, и тело тоже быстро угасало. Но все же оставался вопрос с этими дьявольскими монахами и их левитационными трюками.

— Выпьете, Детлеф?

Детлеф кивнул, и Освальд налил щедрую порцию эсталианского хереса. Детлеф принял кубок и провел большим пальцем по выбитому на нем щиту Кёнигсвальдов. Здесь, в тепле ярко освещенной комнаты, рядом со спокойным, простым Освальдом и целой армией хорошо вооруженных слуг, призраки ночи казались менее зловещими. Если поразмыслить, шествие монахов было зрелищем куда менее впечатляющим, чем фокус с появлением свиноподобных демонов — слуг Дракенфелса, запланированный им в пьесе. В конце концов, загробный мир не может соперничать с творением Детлефа Зирка по части сверхъестественных зрелищ.

— Ну, решено? Ваша работа продолжается?

Детлеф выпил, чувствуя себя куда лучше. Кое-что все же беспокоило его, но он инстинктивно доверял кронпринцу. Всякий, кто сумел выйти живым из крепости Дракенфелс, должен иметь некоторый опыт общения со сверхъестественным.

— Хорошо. Но я бы хотел, чтобы вы выделили часть своих стражников для охраны труппы. Слишком много «несчастных случаев», знаете ли…

Козински сломал лодыжку из-за небрежно закрепленного — или умышленно испорченного — куска декорации. Комик Гесуальдо свалился от загадочной болезни, он весь обливался потом, и его текст на репетициях вынужден был читать Варгр Бреугель. Кто-то влез в комнаты Ласло Лёвенштейна и изорвал в клочья его коллекцию театральных программок. И любой исполнитель эпизодической роли и рабочий сцены рассказывал подобные жуткие истории. Единственное, что шло в этом деле так, как и ожидалось, так это то, что Лилли Ниссен доказывала свой скверный нрав и большую часть времени скрывалась в своих комнатах. Она больше энергии тратила на хлопанье несомненно фальшивыми ресницами перед Освальдом, чем на разучивание монологов. Детлеф и прежде слышал о невезучих постановках, и уж ни одна из них не могла сравниться в этом отношении с трижды проклятой «Историей Зигмара», но теперь на его пути оказывалось больше ловушек и волчьих ям, чем он вправе был ожидать. А труппа еще даже не отправилась в крепость Дракенфелс.