— И с чего ты взял, что именно я перерезал и этим ножом?

— Да просто подумал — вдруг ты. У всех длинные эльфийские кинжалы, а перышко я заметил только у тебя. Только это ерундовина какая-то, а не нож, костяшка тупая. Выбрось ты ее, друг, я тебе лучше за спасение свой кинжал подарю. Гляди какой!

Он снял ножны с пояса и протянул Лиэну, но тот покачал головой:

— Мне мой нож дорог, как память о друге. А кинжал оставь себе… тоже на память.

— А, тогда ладно. — Вор с нескрываемой радостью пристегнул ножны обратно. — Так вот, думаю, это не ты волков положил, охотник. А то я заподозрил в тебе слугу Мортис, уж извини. Да и рогатина у тебя другая.

«Другая? Интересно, где и когда он успел увидеть прежнюю?» — насторожился Лиэн. Впрочем, может быть, вор видел его в столице с Тинирой.

Он скользнул взглядом по группе эльфов, окруживших теурга, из-под шлема которого выбивались алые и золотые пряди. Но дичайшего из диких эльфов привлекала не красота магессы, а доспехи всех ее черноволосых соратников — кто-то из них напал на мастера битв, а уж царапину от драконьего ножа Лиэн увидел бы издалека. Неужели враг сменил доспех? И почему это вообще так заботит Лиэна, когда у него совсем другая задача, которую больше некому решить?

Встретив изумленный взгляд Эосты, он понял: надо не просто уходить, а бежать отсюда сломя голову. Для подобного изумления могла быть лишь одна причина: девушка, спасенная им в Запретной роще, узнала его. Если что и могло проникнуть за иллюзорную личину Лиэна, то только взгляд пророчицы.

Попятившись, Лиэн нырнул в кусты, но через десяток шагов его рогатина намертво вцепилась в толстую ветку и не пожелала разжать корни. Хоть бросай ее тут!

— Попался! — рассмеялась подошедшая дриада. — Опять решил сбежать?

— Иссиана, ты не понимаешь. Мне нельзя идти с вами.

— Это ты не понимаешь, Лиэн, что тебе пора присоединиться к наследникам лорда Даагона.

— Да зачем мне наследство какого-то там лорда.

— Какого-то? — Изумрудные глаза эльфийки удивленно расширились. — Об этом я не подумала, ты можешь не знать… — Она нахмурилась. — Ты знаешь, кто твои отец и мать, Лиэн?

— Я знал когда-то, наставник говорил. Но забыл. Иссиана, отпусти рогатину, пожалуйста.

— Зачем она безродному?! — сердито прищурилась дриада. — Ради чего? Забыл он, надо же… вот взял и забыл отца с матерью, давших тебе жизнь!

«Разве это жизнь?» — мог бы сказать Лиэн. Впрочем, ничего лучше у него не было, значит, и за эту жизнь он еще поборется.

— Учителя многое заперли в моей памяти, и я согласился на это, — признался он. — Придет время — вспомню, если это будет необходимо для моей цели. Или когда научусь себя полностью контролировать.

— Опасаешься, что выдашь себя друидам Древа Смерти? — тихо спросила она.

Лиэн хлопнул ресницами и опустил руки, отдиравшие рогатину от ветки.

«И что теперь? Не надо было лезть в древо Иссианы. Не запаникуй я тогда, утратив учительский посох, прими бой с демоном, и ничего этого не было бы. Но не убивать же ее, учитель! Я не хочу!!!»

Дриада, увидев его остановившиеся зрачки и напрягшиеся мышцы, шепнула едва слышно:

— Я не выдам тебя, Лиэн, даже если бы ты не стал мне приемным сыном. Ты не один в мире, ты теперь не одинок. Я хочу помочь.

И она с облегчением вздохнула, когда чудовищная тень, мгновенно заслонившая лицо охотника, ушла.

— Но послушай меня, мальчик мой. Маг Хоэрин полагает, что слуги Мортис ищут тебя именно в этом отряде. Может быть, друиды уже поняли, что ты умнее, чем думал… чем они думали, и держишься поблизости. И они наверняка не оставят без внимания ни одного эльфа, идущего в гномьи горы, а значит, при их следующем нападении ты окажешься в одиночестве. Лучше держаться вместе. Мы с Тиаль сможем защитить тебя. Ведь и наши жизни, и жизни всех эльфов сейчас зависят от твоей стойкости. А если тебя схватят?

Он покачал головой:

— Не беспокойся за это. Даже если весь Алкмаар придет за мной, им меня не взять. Об этом мои учителя позаботились. У меня есть последняя руна.

— Что значит последняя?

— Петля времени.

— Полное изничтожение? — прошептала дриада, страдальчески сведя брови.

— Это же благо, Иссиана! Одна руна — и пытка окончена. Как бы я хотел прекратить все это! Но Древо никуда не денется, оно всосало уже много жизней, и я слышу их. Каждый раз слышу, каждую новую жертву! И я не хочу, не могу допустить, чтобы оно осталось. Это невыносимо — понимать, что меня-то не будет, мне хорошо, а оно продолжит расти, жрать, убивать! Если бы я вовремя успел к Посоху Духа!

Он сел на землю, обхватив лоб ладонями. Иссиана, обняв его, погладила встрепанные, все еще испачканные пеплом волосы Лиэна. Сын врага. Ее сын.

«Как ты его держишь, остроухий?! Это посох мага, а не костыль калеки, и нечего на него опираться! О Всевышний! Кого мне вернул Лазгурон?!» — в который раз всплыл в памяти голос отшельника Раэрта.

Но что старый мудрец понимал в охотничьих рогатинах? Совсем ничего. Не понимал, например, зачем обязательно должна быть перекладина. А она — для рук, чтобы не соскользнули к когтям и раззявленной пасти зверюги, когда прижимаешь ее к земле и держишь, чтобы выхватить нож. И на древко должно быть удобно опираться при дальних переходах, когда выслеживаешь какого-то определенного зверя. А когда, как сейчас, приходится беречь комель с растопыренными пальчиками корней, помощница становится обузой.

Зато потому он и заметил ее шевеление, что бережно нес в руке. Знакомая искра куснула сердце: Лиэн снова ощутил след меча. Ошибки быть не могло. Тот самый проклятый меч и эхо его боли. Где-то далеко клинок стонал.

— Не нравится мне это, — пробормотал охотник. — Глупо наступать второй раз на тот же меч.

Но не сворачивать же теперь.

Направление пути совпало: на восток, к горам. Туда же вели следы отряда, бившегося в лесу Вереска. Лиэн решил идти позади. Из головы не выходили слова дриады о поисках нового Посоха Духа. Это была действительно надежда.

Он шел по ночам уже неделю. При Большой ему спать нельзя, даже совсем немного — в этом он убедился, когда нечто, пришедшее во сне, резало волчьи горла с такой ловкостью, какой сам Лиэн отродясь не обладал. Все, забыли об этом. Нельзя, и точка.

Нельзя драться с нежитью — почуют. Ладно, проехали. Уже ничего не исправишь. Слежки за собой Лиэн не замечал, не считая одиночные серые тени, что изредка мелькали вдалеке. Если это и были волки, то не стая. Те, судя по следам, шли где-то далеко впереди.

Что там еще из запретов? Нельзя показывать второе лицо. Хотя поди, разберись, какое из его лиц — истинное. Просто не хочется считать таковым черную, потрескавшуюся, как статуя в храме богини Солониэль, морду.

Нельзя целовать девушек. Точка. Забыли.

Нельзя умирать. Ну, это так, в общем. Никому особо и не хочется.

Пять «нельзя» на каждый корешок комля посоха-рогатины.

Когда рогатина на плече, древесная растопыренная «ладошка» колышется перед глазами и словно раздвигает лесные заросли. А стоит взять в руку древко вилами вперед, она заметает за ним следы. Это Лиэн обнаружил, когда потерял нож у ручья, в котором долго отмывался от жирного праха мертвяков, решил вернуться по своим следам шаг в шаг и заплутал. Может, потому волки и теряют его след?

Нож охотник все-таки нашел. И вот там-то, когда он смотрел, как стекает ручей в круглую ложбинку, разбивая там отражения Лун, и возник вопрос: а откуда в его недоделанном посохе-рогатине взялись такие силы, что он крошил мертвяков без передышки? Такого просто быть не могло, неоткуда таким силам взяться. И магический подарок Иссианы, тайком положенный в ладошку корней, не мог такого сотворить, хотя он и помогает теперь в пути.

С этим предстояло разобраться, как разбирался Лиэн с другой задачей: на каждом привале доставал нож из драконьей кости и тренировался, распаляя его невидимые руны одновременно со вторым лицом и гася их. Учился держать.