Ему хотелось крикнуть всем, что он еще жив, но он не мог разлепить губ. Что-то мешало.

Потом вдруг сообразил: живой среди мертвецов — это не достоинство, а недостаток.

Монах-казначей был маленьким узкоплечим человечком с лысой головой, поросшей редким черным пухом, с длинным красным носом и слезящимися глазками. Под истертой коричневой рясой остро выпирал огромный треугольный живот. При тщедушности всего тела это пузо под рясой казалось нелепым — как будто монах ради смеха засунул под одежду кочковатую старую подушку. Ренард едва удержался, чтоб не ткнуть монаха пальцем в живот, но не удержался от нелепого смешка.

— Что такого смешного? — спросил монах, отрываясь от пергаментного свитка и строго глядя на следопыта.

Таких свитков перед ним на столе лежали десятки вперемежку с ломаными гусиными перьями, и лишь подле самого монаха осталось немного свободного места — для его рук и бронзовой чернильницы в виде Паладина на крылатом коне. Сейчас маленький бронзовый Паладин был опрокинут, дабы открыть черное озерцо чернил в брюхе бронзового Пегаса.

— Задание дурацкое, — сказал Ренард и уставился в угол, где тьма прятала комья паутины и пыли.

Огромный зал даже в полдень был погружен в темноту — лишь узкие полосы света, как пробоины в день и тепло из мрака и ночи, лежали на каменном полу.

— А составлял его тот, кто понятия не имеет, что творится в наших землях после того, как проклятые вырвались из Преисподней. — Ренарду не было нужды лебезить перед этим типом и уж тем более ему врать.

— Твое дело не рассуждать, а выполнять приказ, — монах вновь уткнулся носом в свиток и принялся бубнить: — «Командование отрядом поручено рыцарю Нигелю. Ежели он будет тяжело ранен или убит, командование должно перейти к рыцарю Гоару. Следопыту принадлежит совещательный голос на совете рыцарей. Выбор пути от рассвета до заката целиком выбирает означенный следопыт Ренард, но пункт назначения выбирает командующий отрядом. Если рыцарь Гоар погибнет, то звание командира переходит к рыцарю Эмери, и в последнюю очередь к рыцарю Джастину. Копия сего задания вручается следопыту Ренарду для ознакомления».

«Как же эти крысы из императорской канцелярии любят расписать каждый шаг своих подчиненных», — с тоской думал Ренард, глядя на склоненную голову монаха.

Можно вообразить, что, сидя за столом и вылавливая мух из бронзовой чернильницы, им удается рассчитать каждый шаг в приграничных землях. Но убеждать в чем-то этих магов чернильницы и гусиного пера — было делом безнадежным. Они придумывают задания, а ты, следопыт, изворачивайся, чтобы его выполнить. Потом, собравшись в своей пропахшей пылью зале, эта братия будет с умным видом рассуждать, какие мудрые они отдавали приказы, и как все продумали, и что без их советов никто бы не сумел одолеть страшного врага. Спору нет, в неприступных белоснежных башнях столицы сидят великие маги, но какое им дело до простых лучников и несчастных крестьян! Их куда больше занимают интриги императорского двора. Следопыт редко бывал в Фергале, но когда он входил в ворота столицы, то ему начинало казаться, что воздух настолько пропитан магией, что загустел и застревает в горле.

— Ты точно хорошо знаешь дорогу на Ниинорд? — спросил монах, закончив чтение.

Даже длиннющие инструкции монахов когда-нибудь да кончаются.

— Да уж знаю, — не слишком вежливо ответил Ренард. — Но я бы не стал пробираться в Ниинорд. Этот городишко нам попросту не удержать: проклятые сотрут его с лица земли за пару часов. Другое дело Норт — это сильная крепость — там и надо было собирать наших стрелков и беженцев.

— Тебя забыли спросить об этом, следопыт. — Монах растянул губы в улыбке. — Запомни, твое дело: показывать дорогу, а задание Нигеля — доставить монахиню Цесарею в означенный город.

Монах-казначей говорил о Цесарее так, будто ее не было в зале. Но она присутствовала, стояла у окна, у той половины, что была открыта, запрокинув голову и чуть подавшись вперед, будто пила солнечный свет.

— Скажу тебе по секрету, только тебе, — монах поманил следопыта пальцем, чтобы тот наклонился. — У монахини этой один дефект.

— Дефект? — Ренард невольно покосился не монахиню. — По мне так она красивая…

— Не о мордочке ее речь! — прошипел монах. — Дар у нее дефективный. Понимаешь? Если на поле боя начинает лекарить, то заживляет раны и своим, и чужим. Не отличает врагов от своих. Понимаешь, о чем я?

— Разве это дефект? — пожал плечами Ренард. — Пусть лечит раненых в госпиталях…

— Да что ж ты все советуешь! И откуда ты такой взялся!

— А вы, все такие умные, отчего не предсказали, что проклятые вылезут, как крысы, в наших землях? А? И что от Бетренбурга не останется камня на камне — в прямом смысле слова? А разве я не писал вам донесения, разве не говорил, что видел баронессу, и как эта тварь выжигает землю и сеет страх близ нашей крепости? — взъярился Ренард. — А? Или никто не получал сообщений?! Или их просто выкидывали вместе с гонцами за ворота Фергала?

Монах не ответил, сделал вид, что занят составлением очередной инструкции.

— Теперь там одна сплошная выжженная земля и развалины, а проклятые прут и прут дальше, и наши села и города горят, горят, горят…

Монах упорно молчал.

— Могу я переговорить с инквизитором? — внезапно сбавив тон, спросил Ренард.

— Нет. Твое дело — указывать дорогу. Тебе ясно? — Монах попытался изобразить что-то уж совершенно снисходительно-начальственное.

«Вот сука, — подумал Ренард. — Я всегда готов служить Империи! Но почему приходится при этом служить всякой мерзкой дряни?»

— Ясно. Да не совсем. Нужны деньги на припасы — сухари, уксус, сыр, копченые ребра, горох. Овес для лошадей. Кто выдаст? Старший ключник?

— Лишних припасов в замке нет, — объявил монах.

— Тогда деньги.

Монах сначала посерел, потом покраснел.

— Жители города обязаны снабжать армию по первому требованию… — выдохнул он, весь трясясь от праведного гнева.

— Без денег ничего забирать не буду. Деньги, да не зеленая медь, по краешку вся обкусанная, а полновесное золото или, на худой конец, серебро. Или езжай сам проводником — и следуй своей инструкции! — Голос Ренарда заледенел от ярости.

— Да тебя в подвалы инквизиции запрут!

— Отказ грабить свое же население — ересь?

Монах побагровел. Потом засунул руку в карман свой коричневой рясы, немного помедлил и, наконец, извлек заранее приготовленный кожаный мешочек. Не прояви Ренард настойчивости, сей мешочек так бы и остался в кармане монаха.

Следопыт буквально вырвал добычу из пухлых пальцев, растянул ремешок. Внутри было серебро — монет двадцать. Ну что ж, не так уж и плохо. На припасы должно хватить.

— Здесь распишись! — монах подтолкнул сшитую суровыми нитками книгу. — Получил двадцать пять серебреных «демосов» на нужды отряда.

— Двадцать пять? — Ренард высыпал серебро на стол и стал пересчитывать.

— Двадцать… — откашлявшись, сказал монах и ткнул пальцем в нужную строчку.

Ренард ссыпал двадцать монет назад в мешочек и расписался.

— Доволен? — Монах сопел от злости, будто отдал следопыту свои последние личные сбережения.

— Да что уж там! — махнул рукой следопыт. — Давай сюда твою поэму.

Монах открыл рот, чтобы одернуть наглеца, но ни одной подходящей фразы не нашлось. Посему рот захлопнул, свернул свиток с наставлениями и протянул Ренарду.

Следопыт сунул свиток за пояс. Ну что за дурацкое задание! Тащиться в полуразрушенный Ниинорд, когда огромная армия проклятых собирается в землях Империи неподалеку! Да, лучники и рыцари смело сражаются, но как им устоять против тех, кто не боится смерти и, пав в бою, снова возвращается в армию Бетрезена из Преисподней, получив новое тело?

Но приказ есть приказ, и в Империи, — которая сама, в общем-то, и есть одна сплошная армия, только тем и занятая, что постоянно молится и воюет, — приказы не обсуждают.