— Значит, и нам пора… — прошептала Кассия. — Моя любовь, иду к тебе!

Белое платье мелькнуло в оконном проеме. А дождь припустил еще сильнее. Его капли летели к земле вместе с Кас, прямо в объятия смерти. Она упала на каменные плиты, как яблоко падает с ветки, как камешек падает в пруд, как капля крови падает с пораненного пальца.

Время не остановилось. Невендаар продолжил жить, как жил. Кто лгал и крал, продолжал так же лгать и красть. Впрочем, и те, кто не делал этого никогда, не изменили себе.

Тела барона и его невесты обнаружили на рассвете. Кассию нашли стражники, обходившие дозором замковую площадь, а Седрика те, кто отправился сообщить ему скорбную новость. Две смерти в одну ночь потрясли город. Пусть барон и его нареченная не были ангелами во плоти, никто из жителей Фальвика не желал им такой судьбы.

Тайну заговора инквизиторы увезли с собой в столицу. Они покинули Фальвик вечером того же дня, словно давно ждали случая убраться подальше от этого проклятого места.

Седрика похоронили с причитающимися почестями в фамильном склепе и Кассию положили подле него. Единицы знали, чья рука лишила барона жизни. Под страхом казни им велено было молчать, чтобы не сеять смуту.

Наиболее искренне оплакивал Кассию и Седрика отец Теофил. Когда же траур кончился, он отказался от сана, раздал имущество, не оставив себе ни гроша, и ушел в лес. Больше никто его не встречал. Поговаривали, что где-то в глуши живет святой человек, который, не поднимаясь с колен, молит Всевышнего о прощении для всякой живой твари.

Мастер Аарон и Блинкл навестили Фальвик несколько месяцев спустя. Они забросили колдовство и организовали труппу бродячих артистов. Аарон играл королей, а Блинкл все больше комичных девиц. Трагедия барона и баронессы заинтересовала новоиспеченных лицедеев настолько, что они написали пьесу. Правда, широкого признания сей опус не получил.

Удачливый Вор также забросил свое прежнее ремесло. Он женился, обзавелся детишками, а на два золотых купил торговую лавку. Денежки эти не раз обернулись и принесли доход, а гном навсегда забыл о приключениях, едва не закончившихся для него так трагично.

Два Копья, Лаантар и прочие эльфы возродили уничтоженную обитель Эльмаар. Они по-прежнему не подпускали людей к своим границам, однако один человек все же навещал друга среди вечной осени.

Липовый маг, хозяин кошачьего черепа на палке, вовсе не погиб от рук разбойников. Он благополучно добрался домой, в Аартен, где и живет по сей день с дочерью, после чудесного исцеления взявшей имя Кассия.

Солгала ли Мортис нарочно или спутала несуразного мужичка с кем-то — лучше спросить у нее. Но видит небо, это плохая идея. Никогда нельзя угадать наперед тайны безумной богини Смерти. Она щедро делится со слугами своей обидой и болью. Кто встречал баньши, запросто подтвердил бы это. Дикий их вой вырывает души из тел, не оставляя лазейки к спасению. Впереди нее всегда бежит громадный косматый зверь. Позади — земля превращается в гнилую пустошь. Платье баньши белее снега, а взгляд несказанно печален. Она смотрит в глаза поверженным врагам, силясь отыскать того единственного, которого потеряла.

Однажды поиски закончатся. Перестанут пылать города, чума остановит свое шествие. Отряд храбрецов оборвет череду безликих лет, и, возможно, за этой гранью бедняжка обретет покой.

Но это совсем другая история, а пока есть еще двое и пустой перекресток. Перекресток четырех дорог, бегущих от края до края горизонта, свинцовые тучи, готовые пролиться дождем, и промозглый ветер.

Крылатый конь нервно прядал ушами и грыз удила. Ему не терпелось унести седока обратно в Таргрим, однако угрюмый рыцарь медлил.

— Не изменишь решение? — сурово насупившись, спросил всадник.

— Я не останусь, — ответил человек в длинном дорожном плаще с капюшоном, закутанный в широкий шарф по самый нос. — Слишком многое здесь тяготит меня. Надеюсь, в Фергале оценят мои таланты.

— Серая Гильдия? — Всадник похлопал пегаса по шее.

— Может, да. Может, нет. Обычно есть, как минимум два варианта быть кем-то или быть собой… — Шарф скрывал лицо говорившего, но, скорее всего, тот улыбнулся.

— А если я прикажу остаться? — просто чтобы потянуть время, спросил рыцарь.

— Трев, все переменилось. И мы уже не те, что были. — Самуэль, прищурившись, посмотрел на друга.

— Значит, прощаемся? — вздохнул тот. — На сколько? На год, на два, до скончания веков?

— Мы непременно встретимся, — пообещал Сэм. — Я наверняка буду слышать о тебе часто, тогда как ты обо мне едва ли.

— Ну, бывай? — Тревор махнул рукой.

— Бывай.

Крылатый конь радостно взмыл ввысь, а Самуэль проводил его с земли долгим взглядом.

Затем неприметно одетый путник натянул капюшон на голову и решительно зашагал по дороге на запад.

Синее безоблачное небо Невендаара уже тронул румянец заката. Не разбирая дороги, по нехоженым тропам густого тенистого леса мчался молодой волк. Высокая трава хлестала бока. Сильные мышцы перекатывались под серой шерстью, в открытой пасти виднелись острые клыки. Птицы и мелкое зверье, почуяв приближение хищника, спешили укрыться. Но волку было не до охоты: он бежал прочь, подальше от леса с его густой листвой, с его заливистым пением птиц, с его волнующими запахами живности.

Выскочив из леса, волк стремглав пронесся по полю к яблоневому саду почти у самых крепостных стен. Появляться здесь было опасно: повсюду сновали люди. Но сегодня ему повезло: вокруг не было ни души. Лишь у самых ворот человеческого жилища вилась пыль, словно внутрь только что въехал целый отряд всадников.

Волк скользнул в яблоневый сад, промчался по знакомой ему тропинке и остановился на пригорке у кряжистого дерева, ветви которого сгибались под тяжестью спелых плодов. Отсюда был хорошо виден большой балкон дома, стоявшего за высокой каменной стеной. И на этот балкон на закате солнца часто выходила необычайной красоты девушка. Тогда волк замирал в тени яблони и, часами оставаясь неподвижным, мог следить за Солнечной, так он ее называл за золотистый, как утреннее сияние, цвет волос.

Зверь и сам не знал, зачем сюда приходит. Словно какая-то непреодолимая сила влекла его к Солнечной. Стоило не увидеть ее хотя бы день, как волк терял покой и начинал хандрить. Вид Солнечной приносил ему радость и тепло, такое же, какое дарила волку волчица. Но если волчица согревала ему тело, то Солнечная грела душу. Зверь не задумывался, почему так происходит. Просто чувствовал, что наблюдать за Солнечной для него так же жизненно важно, как дышать, пить, есть, охотиться. И прогулка в яблоневую рощу превратилась для него в ритуал, который он исполнял изо дня в день.

Сегодня ему повезло. Солнечная уже была на балконе. Она прохаживалась вдоль перил, и ее тонкая, гибкая фигура, озаренная закатным светом, казалась такой хрупкой и беззащитной, что у зверя защемило сердце. Вдруг она остановилась, повернулась к дому лицом, будто бы прислушиваясь к чему-то. Волк нахмурился: рядом с Солнечной появился высокий человек в стальных пластинах. Это не понравилось волку. В Стальном чувствовалась угроза. Да и Солнечная явно не обрадовалась гостю. Своим зорким зрением хищника зверь увидел, как напряглось ее лицо. Стальной заговорил, Солнечная огрызнулась. Зверь досадливо тряхнул головой: дом был слишком далеко, чтобы он мог услышать, о чем говорят люди. Оставалось только наблюдать за тем, как Стальной надвигается на Солнечную, а та отступает к краю балкона.

Волк заскулил от бессилия и, вскочив на ноги, в тревоге заметался по пригорку. Ему хотелось защитить Солнечную от Стального человека, прогнать его далеко-далеко, чтобы больше никогда не возвращался, не причинял Солнечной горя. И это желание было таким сильным, таким естественным, словно защищать Солнечную было его предназначением, словно в прошлой жизни он уже служил ей – верно и преданно.