И тут началось!

Хитрый Филипп все-таки умудрился вывести противника из себя.

– А знаешь, Олаф, почему у тебя волосы желтые, как солома?!

– Почему? – купился лучник.

– Потому что на навоз крестьяне всегда кладут солому! – гаркнул Филипп и заржал.

Олаф взревел, наклонился и как бык ринулся на Филиппа.

Тот принял его удар, обхватил стрелка поперек тела, вздернул в воздух.

Но отшвырнуть не успел. Их захлестнула общая свалка!

Леон опрокинул в горло остатки меда, хотел было швырнуть в толпу кружкой, но передумал. Сунул ее, не глядя, поваренку и рванулся в драку!

Свалка получилась знатная.

Стрелков было больше, но кадеты держались вместе. Леон несколько раз двинул в ухо какому-то зазевавшемуся лучнику, ухватил за руку другого, дернул, отшвырнул в сторону. Потом получил по ребрам сам. Крепко приложили, но устоять удалось. Только в груди сперло дыхание. Леон немедленно развернулся и сунул кулаком по чьей-то веснушчатой роже. Стрелок отшатнулся и куда-то пропал. Может быть, упал. Лежащих бить было не принято, и Леон стал прокладывать себе дорогу кулаками к центру. Где-то там яростно ревел Филипп, ворочаясь как медведь под собачьей сворой. С другой стороны к нему прорывался Слав. Леон хорошо его видел.

Кто-то, в давке уже и не разглядеть кто, широко махнул кадету по лицу. Леон успел прикрыться, сунуть кулаком в ответ. Получилось! Достал!

Рычащий Филипп был уже совсем близко.

Леон ухватил какого-то молодчика за шею и штаны, рванул и вытолкнул в сторону. Как раз под ноги своим же. Филиппу этого хватило! Он наконец выдернул Олафа наверх, с натугой, будто мельничный жернов, поднял его над головой и швырнул в стрелков, как бревно!

После этого везение отвернулось от Леона, кто-то очень ловкий поднырнул под его удар, коротко дал в печень, а затем снизу вверх в челюсть.

Э-эх!!!

Во рту противно скрипнуло и посолонело, а потом что-то большое и темное ухнуло в голову справа, перед глазами полыхнула разноцветная молния, и Леон покатился куда-то под ноги кадетам.

Нельзя сказать, что сознание он потерял. Для этого нужно было что-то большее, но определенную ясность Леон утратил. Вроде бы он помнил, что еще раз вставал, снова падал, кажется, даже утащил за собой кого-то из стрелков. Но это уже неотчетливо.

Если бы старушка-привратница монастыря, где содержалась Злата, видела Леона в этот вечер, она была бы сильно смущена, настолько разительным был контраст между стеснительным и вежливым юношей, что утром пришел навестить сестру, и тем буйным гулякой, которого часть вечера товарищи таскали на руках.

Тот удар, который выбил Леона из числа дерущихся, как оказалось, был нанесен пивной кружкой. И сам юноша, и его товарищи были весьма признательны хозяину корчмы за то, что он покупал дешевую, легко бьющуюся посуду. Голова будет целее.

После драки Леон еще некоторое время приходил в себя и во всеобщей попойке, которую закатили кадеты и лучники, не участвовал. Эта совместная гулянка была такой же старой традицией, как и предшествовавшая ей драка.

Леон окончательно пришел в себя уже на улице, когда Филипп и Слав вынесли его в вечернюю прохладу.

– Куда идем? – поинтересовался Леон.

– В веселый квартал, конечно! – Слав был бодр, хотя глаз его заплыл и налился сливовой синевой. Он радостно крикнул: – В веселый квартал!

И засмеялся.

– Слушай… – Откуда-то сбоку вынырнула голова Филиппа. – Ты, может быть, сам пойдешь, а? А то, понимаешь, у меня с желудком сегодня. Да и не легкий ты совсем.

– Попробую! – Леон обнаружил, что лежит на плечах здоровяка.

Тот наклонился и осторожно поставил юношу на ноги. Леон покачнулся, но не упал.

– Вот и отлично. – Филипп заметно повеселел. – А то шею, понимаешь, намяли.

– Рассказывай. Твою шею чтобы намять – это надо ж какое здоровье иметь?! Просто тащить меня не хочешь, вот и все.

– Так ты не девушка, чтобы тебя таскать… – Филипп пожал плечами.

– Я все понимаю, – вмешался в разговор Слав. – Но может быть, пойдем? Поговорить друг с другом вы можете и в школе.

Они двинулись в сторону крепостной стены.

Нижний город в отличие от Верхнего еще не спал. Все эти лавки и кабаки закроются поздно вечером, перед ночной стражей. А порт и веселые кварталы – не спали вовсе. Это было любимое место Слава. Порт! Среди пропахших сыростью и диковинными специями причалов суетились моряки и грузчики. Тут что-то покупали, продавали, грузили, выбрасывали. Постоянная суета, жизнь настоящая, грубая и лихая. Леон несколько раз ходил сюда, но так и не смог ощутить той особой прелести, о которой с восторгом рассказывал Слав, живший у моря. Он мог часами рассказывать о том, как лучше ловить рыбу, как пахнет ветер перед штормом, как лучше смолить лодку, и находил в этом занятии истинное удовольствие. Однако никто из его товарищей морем не болел и даже не увлекся. Поэтому посещения порта, так любимого Славом места, пришлось оставить.

Другой страстью молодого кадета были женщины!

Довольно рано познав прелести любви, Слав был готов проводить все свободное время в веселых кварталах. Там можно было найти все, что угодно. Не только женщин, предлагавших любовь. На этих улицах можно было увидеть циркачей всех мастей и расцветок, фокусников, шутов, жонглеров. Художники и музыканты. Поэты. В веселых кварталах жили все! Тут бил нескончаемый родник жизни – беспечальной, радостной, легкомысленной.

Слава тянуло туда со страшной силой.

Он любил жизнь. Женщин, зрелища, вкусную еду. Все чувственное привлекало его. Манило.

Нельзя сказать, что другие кадеты разделяли его интересы. Например, Филиппу было все равно. Он был добродушен и легко вписывался в любой, даже самый безумный проект. Филипп будто бы пробовал жизнь на вкус. Маленькими кусочками из разных блюд. Не из интереса к разнообразию, а скорее чтобы понять наконец, что же ему нравится больше всего.

Леон… Леон ходил с друзьями за компанию. Ему нравились гулянки, нравились драки. И женщины тоже нравились. Однако болеть этим фанатично он не хотел. Не было во всех этих нехитрых увлечениях того огня, который бы зажег его душу. А что могло бы послужить этим пламенем, он еще не знал.

Веселые кварталы были ярко освещены. Светильники, факелы, свечи и фонари горели у каждого дома, почти в каждом окне. Тут было многолюдно. Весело и громко смеялись женщины. Мужчины с затуманенными глазами обнимали их. Вот полуголая девица без всякого смущения высунулась из окна и что-то закричала, приветливо размахивая руками. Ей тут же ответили из толпы. Кто-то начал протискиваться к дверям.

Слав с блестящими глазами буквально бежал вперед.

Леон начал отставать.

– Эй, – повернулся к нему Филипп. – Ты хорошо себя чувствуешь?

К нему уже пристроились две красотки, он обхватил ручищами их хрупкие талии, прижал. Женщины визжали и смеялись, когда огромный мужчина поднимал их над мостовой.

– Все в порядке. – Леон махнул рукой. – Идите… Я сам. Встретимся в казарме.

– Хорошо! – Филипп крутанул женщин, как на карусели. – Мы будем, как всегда, у «Веселой пуговицы».

Он говорил что-то еще. Но неподалеку в воздух с грохотом взлетел фейерверк. Толпа закричала, захлопала в ладоши, и людской водоворот унес здоровяка.

Леон остался один.

Гулять по веселому кварталу безопасно. Это не порт, где пьяные матросы ищут неприятностей, это не Верхний город, где не около каждого дома можно свободно прогуливаться. Стража здесь редка. Люди в основном добры. Они ищут удовольствий, развлечений, а не мордобоя. Впрочем, кадеты были далеко не самой легкой жертвой для любителя почесать кулаки.

Леон не торопясь шел, окруженный шумной, разноцветной толпой. Пестрые юбки уличных танцовщиц мелькали перед глазами. Крики зазывал. Смех и яркий свет факелов. Юноша чувствовал себя большим неуклюжим кораблем в огромном неспокойном море.

У него не было какой-то конкретной цели. Леон никуда не хотел прийти. Ему нравилось просто гулять среди этих людей, которые так бурно выражали свои эмоции, что казалось, жить им осталось всего лишь день. Было в этой толпе что-то удивительное и завораживающее, будто какая-то магия охватывала попадающего в этот квартал, наваждение, которое заставляло его смеяться, тратить деньги и совершенно не думать о будущем.