— Ты ранен? — Идразель очутился подле и протянул руку. На левой руке его сверкала связанная из серебряной проволоки перчатка. Или показалось? Впрочем, сейчас Даргану многое могло показаться — взгляд туманился, он вообще плохо все различал.

— Ничего страшного, мне же не больно… — Дарган, как всегда, попытался пошутить. — Немного магии, и я буду как новенький…

— Сейчас помогу! — Идразель наклонился ниже, ухватился пальцами в серебре за цепочку на шее, рванул.

Цепочка лопнула, и медальон очутился в пальцах демонолога.

— Не смей! — Дарган запоздало вскинул руку с мечом.

Как ни странно, алкмаарец еще сумел нанести удар, будто талисман, исчезая, вел за собой острие меча. Идразель вскрикнул. Но и только. В следующий миг демонолог нырнул в туман, унося медальон с собой.

— Стой! — Неведомо как Дарган сумел подняться и сделать шаг вслед.

Рядом очутилась Тейра. Заткнула за пояс окровавленный кинжал. Подхватила Даргана, не дала упасть.

— За ним… медальон… унес… — прошептал Дарган.

— Я сейчас, сейчас… — Тейра усадила его на траву. — Бедный мой, ты ранен… Не двигайся! Тебе надо отдохнуть! Надо набраться сил…

Она принялась заворачивать Даргана в первое, что попалось под руку, — попался плащ, в который было прежде завернуто оружие пленных.

— Дура! — в ярости заорал Дарган: его Лиин никогда так не кудахтала и не суетилась. — Какие силы! Я мертв! Моя сила в медальоне!

Несколько мгновений Тейра смотрела на него, растерянно хлопая глазами.

— Идразель украл медальон! Предатель! Проклятый! Бетерезенов выкормыш! Медальон!

Дарган будто сошел с ума. Мысль, что его душа очутилась в лапах проклятого, сводила его с ума. Как он мог поверить демонологу! Ренард предупреждал! Поздно, поздно…

— Что же делать? — растерянно пробормотала Тейра.

— За ним! Поймать проклятого! — в отчаянии выкрикнул алкмаарец.

Девушка кивнула и ринулась в белое молоко тумана.

Несколько минут Дарган сидел неподвижно. Вспышка ярости быстро угасла. Дарган будто окаменел.

Потом, опомнившись, закричал:

— Не надо! Назад!

Вот глупец, как он мог подумать, что девчонка сумеет вернуть медальон. Ей ни за что не справиться с Идразелем — она погибнет. Последний живой человек из Алкмаара!

— Тейра! Стой! — простонал Дарган, уже не в силах кричать.

Но ему никто не ответил.

Вокруг еще кто-то возился, хрипели умирающие, но все заглушали радостные вопли победителей. Вопрос был лишь в том, кто побеждал.

Наконец из тумана выскочил Ренард, спросил: «Ты жив? — и, не дождавшись ответа, вновь скрылся в белой пелене.

Кажется, победили не разбойники.

Но Даргану было уже почти все равно.

Дарган долго лежал на земле — до самого рассвета. Костер погас, в небо тянулся седой пласт горького дыма. Туман к утру рассеялся. Цесарея присела подле алкмаарца, подала воду в оловянной кружке. Дарган сделал пару глотков, больше выпить не смог, вода пролилась, утекла за шиворот, рубашка, и без того влажная от росы, намокала.

Бешеный стоял поодаль, смачно чавкал, обдирая очередной труп разбойника. Его никто не удосужился привязать, и теперь конь смерти бродил по поляне, пожирая то ли третье, то ли четвертое тело. Броня на нем потрескивала.

«Если этот трупожор слопает всех мертвецов, то броня точно лопнет», — подумал Дарган.

Неожиданно подошел Гоар и остановился вблизи. Рыцарь был весь забрызган кровью — но, судя по тому, как он бодро двигался, кровь на нем была чужая. В деснице Гоар сжимал меч, а вместо щита использовал конский налобник.

— Что с ним? — спросил Гоар, без всякой приязни глядя на распростертого алкмаарца.

— Ранен. Четыре раны, — ответила Цесарея и принялась своим платком отирать лицо Даргана.

На шелке был вышит восьмиконечный крест, но, как ни странно, знак Всевышнего не произвел на немертвого никакого действия, как будто в вышивке не было ни толики магии.

— И что? Он же живой трупак. Разве ему опасна сталь? — спросил Гоар с недоверием.

— Левая рука в нескольких местах порублена. — Цесарея явно не знала, что делать.

— Ее можно скрепить, — прошептал Дарган. — Проволокой скрепить… Если залить раны смолой, если соединить металлом кости, то еще можно встать. Если напитать магией медальон, раны закроются, и я продолжу свой путь к воскрешению.

— Да, раны можно закрыть, — спешно подтвердила Цесарея. — Другое плохо. Дарган сказал, что Идразель похитил его медальон.

— Медальон? — Глаза Гоара сверкнули. — Тот самый, на котором мы поклялись?

— Именно. Зачем он ему…

Она не договорила — Гоар радостно хмыкнул:

— Отлично… Просто замечательно! Значит, мы свободны! Кстати, а где эта девчонка, Тейра?

— Ее тоже похитил демонолог, — ответила Цесарея, по своему истолковав исчезновение алкмаарки.

— Какая радость! — Гоар развернулся и направился к остальным.

Рыцари, вернув оружие, опоясались мечами. Эмери даже попытался с помощью Джастина облачиться в латы. Гоар принялся собирать свое оружие. Первым делом отобрал у Джастина кинжал. На клинке была выщерблена — клинок пострадал там, где Дарган калил его в огне.

— Проклятый идиот! Как ты это сделал! — напустился на Джастина Гоар.

— Возьми кинжал разбойника, — пожал плечами следопыт. — Вон сколько их кругом валяется.

— Чтобы рыцарь Империи взял в руки кинжал разбойника? — возмутился Гоар. — Дай сюда свой кинжал! — потребовал Гоар у Эмери. Кинжал Джастина ему явно не понравился.

— Вот еще! — взбунтовался рыцарь. — Я клялся на его клинке в верности Империи. И в любви Амелии тоже клялся на нем! И еще клялся убить сто восемь проклятых… — кажется, не было такой клятвы, какую бы не подтвердил кинжал Эмери.

— Ничего, я тоже клялся. А ты возьми… — взгляд Гоара упал на лежавшего неподвижно Даргана. — Возьми клинок у мертвеца.

— По-моему, он еще шевелится, — заметил Эмери и скривил губы в брезгливой гримасе.

С исчезновением медальона лицо Даргана сделалось пепельно-серым, глаза — тусклыми, теперь он куда больше походил на обычную нежить.

Казалось, одна только Цесарея не замечала происшедшей с ним перемены.

А вот конь заметил и, подойдя, Бешеный стал принюхиваться, как будто раздумывал — стоит есть этого мертвеца или надо пока обождать.

— Отойди! — Дарган поднял руку и шлепнул по морде зверюгу.

Тот обиженно заржал: ты что, хозяин, да я ни сном ни духом… Это я от сочувствия так носом шмыгал! Но на всякий случай отошел и принялся жевать руку мертвого разбойника.

— Неважно, что шевелится, — решил Гоар, с минуту понаблюдав за раненым. — Все равно возьми его меч и кинжал. Алкмаарец — труп, причем уже даже не ходячий, — Гоар громко заржал над своей плоской шуткой. — Поторопимся, мы уезжаем. И так задержались, а до Ниинорда еще два дня пути.

— Четыре, — поправил следопыт. — До Ниинорда четыре дня. И вокруг полно проклятых.

Эмери сделал шаг в сторону Даргана. Бешеный выплюнул кусок недоеденной кожи и угрожающе заржал. Эмери остановился, поднял на всякий случай кинжал убитого разбойника, потом второй. Конь смерти одним прыжком очутился рядом с Дарганом.

— Эмери, ты что, с ума сошел? — крикнул Джастин. — Стой!

Но Эмери дальше и сам не пошел. Стоял, поглядывая то на своих товарищей, то на Бешеного. Внезапно алкмаарец поднялся. Несколько мгновений он стоял, пошатываясь, опираясь на свой меч. Левая рука, разрубленная в нескольких местах, висела на обрывках кожи и уцелевших мышцах. Бешеный вышел вперед, ударил копытом в землю, искры зашипели, попав на влажную траву.

— Я вас не отпускал, — сказал Дарган с угрозой.

Все замерли и уставились на живого мертвеца.

— Вы дали клятву, и освободить вас могу только я.

— Ты нас освободил этой ночью, — напомнил следопыт.

— Нет. Я позволил вам биться с разбойниками. Но и только. Возвращаться в Ниинорд я вам не разрешал. Вы еще в моей власти. Вернее, во власти моего медальона.