Я погрузил кокон с Мод на тележку. С помощью единственного нормального робота-модильянца вернул ее в медицинский отсек «Туарега». После этого поднялся в рубку, чтобы проверить, чем занимается преданный софус.

Послушный мальчик Джекил занимался перегрузкой топлива. На обзорном экране мерцал сгусток антипротонов, плывущий из энергохранилища Гравитона.

Осторожно манипулируя магнитными полями, софус подтягивал горючее к борту «Туарега». Стоит ему ошибиться, и в радиусе добрых пяти километров останутся одни гамма-кванты.

– Справишься? – спросил я.

Джекил презрительно хрюкнул динамиком.

Погрузка – процесс неспешный. Время еще оставалось. Я решил последний разок пройтись по станции. Трудно сказать, что потянуло в разворошенное гнездо, но потянуло. Вторично за эту историю.

Вернув журнал Сумитомо на его штатное место – в ящик командного пульта, я спустился к ярусу жилых палуб. Все здесь свидетельствовало о поспешном бегстве, было брошено и оставлено там, где находилось к моменту стыковки с «Модильяни».

Впрочем, нет, не все.

На доске объявлений все еще висела записочка: «Ингрид, жду у «Туарега». Кто такая Ингрид, кто ее ждал у «Туарега», не знали даже старожилы. Записка висела еще до того, когда я впервые появился на станции. Свидетельство минувших судеб, символ неистребимых чувств.

– Серж, еще одно сообщение.

– Давай.

– «Лайнер БЛЭК СВОН. Торможение закончил. Ускоряюсь курсом СОЛНЦЕ. Ванда Петрачек. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ».

– Вот видишь. Даже Ванда повернула.

– Да, большой переполох получился. Есть из-за чего?

– А как же. Быть может, приключения еще не закончились.

– Не надоело?

– Приключения – это то, без чего скучно и с чем грустно.

Джекил озадаченно замолчал.

– Нет, не улавливаю, – через некоторое время признался он.

– Какие твои годы, дружок, – сказал я, припомнив Круклиса.

И отправился в его каюту. Потом меня сильно потянуло в реакторный зал.

Я хотел увидеть спицы. Ну, и поклониться им, что ли. Но увидел нечто большее.

У реактора топталась квадратная фигура в колышущемся балахоне с радужными переливами. Призрак лениво повернулся. Кроме костюма ничего ужасного в нем не наблюдалось – обыкновенный Круклис.

– А, вьюнош. Привет.

– Привет, – тупо сказал я.

– Как поживаешь?

– Да ничего. И что ты здесь делаешь?

– Кшиштоф, бедняга, тоже интересовался. Да не трясись ты, кровь сосать не буду. Чего трясешься?

– А того трясусь, что если помер, то нечего людям голову морочить.

– А вот и нет. Дело-то личное. Хочу – морочу, хочу – пророчу. Да ты ведь и сам на два года немножко помер.

Я оглядел его переливчатую фигуру и возмутился:

– Но не до такого безобразия!

Круклис вздохнул.

– Умерен, батюшка. Всегда отличался осмотрительностью. Вот и помер частично, хе-хе.

– Очень смешно. Черт, это и в самом деле ты?

– Ну, допустим. Давай сначала только допустим, так легче адаптироваться неокрепшим мозгам.

– Тогда рад тебя видеть, старая перечница.

– Так ведь и я тоже.

– Не ожидал. Это ты с голодухи.

– А кстати, Серж, в память о нашей старой и настороженной дружбе. Сбегай за бутылочкой, а? Помянем. По-вашему, по-славянски. Видишь ли, роботы тут посвихнулись, а я – как-никак старшой. Теперь даже – очень. Сгоняешь?

– С-сейчас.

Как и полагается, первая серьезная мысль зародилась в баре. Я вспомнил, что у телекамер галлюцинаций не бывает, и с локального пульта включил обзор реакторного зала. На экране послушно появился Круклис.

– Проверяешь? – вяло спросил он. – Проверяй, проверяй.

Видеозапись тоже подтвердила его наличие. Пришлось с этим смириться.

– Что будешь пить, привидение?

– Да водку ж, – ответило оно.

Я принес бутылку можжевеловой, стопочки, буханку хлеба, банку груздей.

– Соображаешь, – одобрил Круклис. – В Могилеве был?

– Нет.

Когда он брал рюмку, я обратил внимание на его руку. Кожа кисти была совершенно белой, полностью депигментированной, обескровленной. Не рука, а настоящий гипсовый слепок. Впрочем, действующий.

Мы выпили, и он замолчал, хмуро кутаясь в свой балахон. Мне захотелось его потрогать.

– А вот этого не надо. Я давно уже тронутый. Хорош каламбур, а, любитель словесности?

– У тебя что, там ничего нет?

– Почему? Появляется потихоньку. Нарастет еще.

Гипсовой рукой он взял соленого груздя, отправил его в рот, зажмурился.

– Слушай, а водка не повредит твоей гемолимфе? – спросил я.

– Не переживай. Моя гемолимфа много чего выдержит.

Он кивнул в сторону реактора:

– Что ж проворонил, а? Не мог почуять?

Я остолбенел.

– Ты всерьез считаешь, что в этом виноват я?

Круклис вздохнул.

– Нет, малыш, твоя совесть чиста. И у тебя доброе сердце.

Это он точно сказал, лаборант.

– Извини, Парамон. Я не хотел.

– Чего там. Тебе тоже досталось.

– Все знаешь?

– Угу, – скучно сказал он. – Все, что могу знать.

Тут меня осенила догадка.

– Эге! Слушай, а мой инсайт у Кроноса твоих рук дело?

– Какой инсайт?

– Схема «Туарега». Этюд в багровых тонах.

– Ну… идея была моей. Реализация – нет. Еще выпьем? Отвык от этого вкуса.

– Что, плохо кормили?

– О, нет, вовсе не плохо. Только по-другому. Чистая энергия, знаешь ли. Хоть залейся. Но никакого перцу. Кристальная стерильность. Унылое это дело, Серж.

– Какое?

– Да поумнение. Разница-то на порядки исчисляется.

– Так что ж теперь, мы все…

– Не пугайся. Кто дозреет – пожалуйста. И то далеко не всякий.

– Новые возможности открываются?

Круклис вздохнул.

– Само собой. Фокусы показывать?

– Да.

– Не ожидал от тебя. Чего хочешь?

– Можешь привести в порядок Мод?

– Э, нет. Пусть все идет своим чередом. Ты и без того на меня косишься. Не хочу прослыть похитителем чужих жен.

– А не опасно оставлять ее в нынешнем состоянии?

– Нет.

– Точно?

– Точно. По крайней мере, в том смысле, какой ты вкладываешь.

– Ладно. А почему такой кислый? Жалеешь?

– Жалею, конечно. Но возвращаться в детский сад не могу. Сильно не хватает…

– Чего?

– Так, мелочи.

– А зачем появился?

– На Землю съездить хочу. Повидать кое-кого. Некоторым мозги прочистить. Попрощаться, в общем.

– На «Туареге»?

– Возвращение должно быть правдоподобным. Шума не нужно. Серж, тебе придется принять славу спасителя не только Мод, но и старого Парамона. Окажешь такую услугу?

– Славу, так и быть, приму. Но что делать с Джекилом? Бедняга еще не научился лгать.

– Ты уверен?

– Ох, нет, пожалуй.

Круклис рассмеялся.

– Правильно. Смышленый мальчонка.

– И что делать с Джекилом?

– Он же хочет свободы? Прекрасно. Выкупишь да отпустишь. С деньгами я помогу. Кроме того, у Джекила есть маленькие секреты, о которых мы знаем. Не так ли?

– Да, секреты имеются.

– Договорились?

– Ладно. Но подозревать я тебя буду.

– На здоровье. Легкий ты человек, Серж.

– Ага, симпатяга. Пойдем, погрузка уже закончилась.

– Сейчас. Тут еще один зяблик остался. Поймаю и приду.

И он помахал гипсовой кистью. Наверное, хотел еще посидеть. У реактора. Такое право у него было, конечно.

И вот мы, все четверо (Парамон, я, да Джекил с зябликом), собрались в ходовой рубке. Двое из нас присели на дорожку. Третий ни стоять, ни сидеть не умел, но помалкивал сочувственно. Только четвертый в церемониале не участвовал, скакал да попискивал.

Пора домой! Космосом я насытился. Удовлетворился по уши. Хотелось хлебнуть настоящего морского ветра. И чтобы пальмы шумели, чайки кричали, в небе висела радуга, а вокруг ходили загорелые женщины. И еще чтобы по песку бегали дети, а из песка торчали горлышки бутылок. Скромные, в сущности, желания.