Агафий Миринейский описывает подробности этой процедуры.

Персидский палач, надрезав с шеи кожу жертвы, «ободрал ее всю до обеих ног, отделил от тела, перевернутую внутрь, так что могли быть видны даже формы членов, и надутую слегка наподобие кожаного меха, он приказал повесить на скале, [устроив таким образом] жалкое и чудовищное зрелище».

Хосров сообразил, что война проиграна, войск и денег нет, а Византия стоит, подобно скале. Правда, у Юстиниана в его разоренной чумой, войной и революцией стране тоже не было сил. Хосров послал в Константинополь одного из своих приближенных — Зиха. Тот заключил предварительный мирный договор (в 557 году), по которому Лазика осталась за Византией, а Иверия — за Ираном. Долгие переговоры и схватки на границах продолжались еще несколько лет. Лишь в 562 году в Персию отправился послом Петр Патрикий. Ему не удалось, несмотря на свое дипломатическое искусство, заключить вечный мир, и сановник от огорчения умер по возвращении в Византию.

Окончательный договор византийцы и персы заключат годом позже. Шаханшах выклянчит у Юстиниана дань, а в обмен даст Лазику и мир на 50 лет.

Сразу после окончания большой войны с персами Византию ждало великое испытание. В город пришла чума. Она навестила столицу весной. Со времени первой эпидемии болезнь никогда толком не прекращалась, но теперь на столицу обрушилась настоящая катастрофа. Чума возвратилась в столицу, словно «чем-то обманутая и раньше времени ушедшая оттуда», пишет Агафий.

Картины были душераздирающие. «Умирали многие внезапно, как будто пораженные сильной апоплексией. Те же, кто был наиболее вынослив, не переживали пятого дня». Государство опять теряло тысячи граждан.

Вскоре после этого произошло еще одно несчастье. Константинополь сотрясли подземные толчки. Это случилось зимой 557 года. Византийцы давали новогодние обеды по древнеримским обычаям. С севера дул пронизывающий ветер, в холодном небе мерцали звезды. «В среднюю стражу ночи, когда горожане предавались сну и покою, внезапно на них обрушилось это бедствие, — пишет Агафий. — Всё тотчас же было потрясено до самых оснований». Толчки постепенно нарастали. Это сопровождалось глухим равномерным гулом. Люди проснулись, кто-то выбежал на улицу. Со всех сторон неслись плач, стон и молитвы. По земле стлался густой туман «и был какой-то мрачный и бурный». Улицы наполнились перепуганным народом. Люди надеялись выжить на свободе, если дома начнут рушиться. Правда, некоторые экзальтированные христиане бежали в храмы и укрылись у алтарей. Небо заволокло облаками, пошел мелкий снег. Все ожидали смерти.

В приморской, «царской» части города дома и вправду начали обрушиваться один за другим. В других районах обваливалось ветхое жилье. Кое-где рушились мраморные колонны древних портиков и со страшным грохотом падали на жилые строения. «Много людей погибло», — сетует Агафий. Из знати скончался сенатор Анатолий. Ему на голову свалилась мраморная статуя, стоявшая в изголовье кровати. Сенатор умер мгновенно. Приводя этот случай, Агафий не может удержаться от назидания: богатого человека убила тяга к роскоши.

Днем толчки прекратились, и византийцы, шатаясь по улицам, как пьяные, обнимали знакомых и радовались тому, что остались живы. Общество находилось в состоянии крайней экзальтации. Знатные люди перестали преследовать чернь, начальники, «отказавшись от наживы, судили по законам», многие люди ушли в монастыри и пещеры и там молились. «Но как только бедствие ослабело и прекратилось, тотчас большинство возвратилось к привычному», — констатирует Агафий.

Юстиниан принялся восстанавливать пострадавший город. Строились дома, завозились материалы, архитекторы получили много работы. Неутомимый царь руководил ею. «Особенно же он заботился о величайшем храме Божием», — замечает Агафий. Имелась в виду Святая София, до основания разрушенная землетрясением. Ее огромный купол рухнул на землю, и вместо произведения искусства взорам столичных жителей предстала уродливая и пыльная стройплощадка. Храм был возведен из жженого кирпича и извести, в нужных местах колонны и стены соединяли железные скобы. По мысли царя и его архитекторов, это должно было уберечь Софию от пожара. От пожара — да, но от землетрясения — нет. Архитектора Анфимия, проектировавшего собор, не было в живых. Восстановлением занялся Исидор. Проанализировав причину падения купола, он сократил его площадь. Купол «сделан был тогда действительно более прямым, легко обозреваемым, геометрически круглым, несколько, правда, более тесным и сдавленным, который не так прельщал красотой зрителей, как раньше, но был гораздо более прочным», — пишет Агафий.

Юстиниан мог быть спокоен. Город и храмы снова стояли на месте. Столица поражала своей красотой. Царь также позаботился об обороне, но стены успел восстановить только внутренние, ограждавшие густонаселенные районы города. Эти укрепления назывались Стена Феодосия.

За ней широко раскинулись утопавшие в садах предместья. Они уже сливались в районы, но между районами находились обширные пустыри. Поэтому император Анастасий в свое время оградил их еще одной стеной, однако войск для защиты такого огромного пространства не хватало, и стену забросили. Часть этих укреплений была разрушена. Никто не мог предположить, что уже скоро сюда хлынут варвары, а пространство между стеной Феодосия и стеной Анастасия станет ареной борьбы.

Покоя не было. Стареющий Юстиниан решал одну задачу, но тотчас возникали несколько новых.

В 540-е годы шаханшах Хосров и король Тотила создали мощную коалицию против византийцев. В нее вошли гепиды, готы, персы, «склавины» и западные болгары — кутургуры. Владения участников коалиции простирались от Каспия и Дона до Альп. Но Юстиниан переиграл всех, отбросил врагов и перессорил вчерашних друзей. Италия была захвачена, персам нанесено несколько поражений, гепиды запросили мира.

Но окончательный результат противостояния оказался во многом неожиданным. В результате Готских войн обозначилось два победителя: византийцы и «склавины». Славянские вожди значительно расширили свою державу. Гепиды и кутургуры были их союзниками. Лангобарды вели себя тихо: им требовалось несколько лет мира, чтобы зализать раны.

В то же время ничего не слышно о днепровских ругах, «русичах».

На чьей они были стороне? Историки хранят по этому поводу молчание. Логично предположить, что эти враги готов выступили против «склавинов» на стороне антов и византийцев. Тогда понятно молчание летописей. Ругов считали теми же антами и причисляли к союзникам византийцев. Поэтому среди антов мы видим и славянские, и германские имена.

Чтобы обеспечить северную границу, Юстиниан должен был отбросить «склавинов» и кутургуров. Он сделал это чужими руками. В 551 году византийцы заключили союз с кубанскими болгарами (утургурами) и стали снабжать союзников шелком и золотом. В степи запылала война. Кстати, некоторые ханы утургуров носили славянские имена. Известный российский славяновед С. В. Алексеев полагает, что это — следы союза, заключенного между «кубанцами» и антами.

Кутургуров возглавлял хан Заберган, утургуров — хан Сандилх. Оба имени — условны, они дошли до нас в ромейской транскрипции. Но это лучше, чем ничего. Например, тогдашних предводителей «склавинов» мы вообще не знаем.

Борьба между двумя болгарскими ханами продолжалась 7 лет. Ее подробности опять-таки неизвестны. Ясен лишь результат: «склавины» разбили антов, а утургуры нанесли несколько поражений кутургурам. Правитель кутургуров Заберган откочевал к самому Дунаю и здесь получил помощь от «склавинов». Анты были настолько парализованы неудачами последних лет, что заключили мир и обрели покой. Возможно, они стали данниками «склавинов».

Заберган был обозлен из-за поражений и находился на грани отчаяния. У него не было средств, не было земель, были только воины, такие же отчаявшиеся, как и сам хан, готовые на всё. Вдруг стало ясно, что главный враг — коварная безжалостная Византия. У Забергана возник замысел ограбить ее. Возможно, эта идея родилась на совместных советах с князьями «склавинов». Славяне тоже заглядывались на византийские богатства. И тоже понимали, что сильная империя опасна для них. Момент для вторжения был выбран удачно — как раз после чумы и землетрясений.