В 518 году в Византии умер базилевс Анастасий Дикор. Новым царем стал Юстин I, при котором быстро выдвинулся Юстиниан. Оба — царственный дядя и его энергичный племянник — были православные. К ним сразу же потянулись римляне. Юстин и Юстиниан мечтали сокрушить Теодориха и наводнили Италию шпионами.

Слухи о новом православном царе распространились по всей Гесперии. На Юстина и его племянника римляне буквально молились. Многие ждали освобождения от ига ариан.

Всё это встревожило короля Теодориха, но что он мог сделать? Принять православие? Тогда можно было делать ставки, как скоро готские воины поднимут на копья своего короля.

Теодорих выбрал иной путь. Чтобы восстановить порядок на земле, король обратился к воле небес: вступил в соглашение с римским папой, чтобы тот успокоил своих православных единоверцев, живших в Италии.

На папском престоле тогда находился Гормизд, в первой части книги мы немного рассказывали о нем. Это был хитрый политик, лавировавший между готской и византийской партиями, на которые раскололись римляне. Точнее будет назвать эти группировки «проварварской» и «имперской».

Император Юстин, его племянник Юстиниан и константинопольский патриарх Иоанн известили Гормизда о возрождении православия на Востоке. Их послания отвез ромейский комес Грат. Комеса допустили в Рим, и византиец начал создавать шпионскую сеть в Италии. Во всяком случае, с этого времени мы видим, что римские сенаторы и чиновники тайно сносятся с византийским правительством и вступают в заговоры против остготов. Папа оказался в сложном положении. С одной стороны, он должен был радоваться торжеству православия в Константинополе. Но с другой стороны, это умаляло вес римского первосвященника в церковных делах.

Понтифик вел себя двусмысленно. Он признавал светскую власть Теодориха, воздавая «кесарю кесарево», но сам оставался духовным лидером православных. Зато по отношению к византийцам римский епископ занял жесткую позицию. Он требовал от своих восточных коллег покаяния и анафематствования всех церковников, которые служили ромейским императорам во времена Зенона и Анастасия; это выдвигалось в качестве главного условия примирения. Византийцы только проигрывали от подобного ригоризма.

По факту папа действовал в интересах Теодориха. Римская церковь была в то время очень сильно коррумпирована, она зависела от готов, в ней боролись партии, представлявшие ту или иную группировку римской знати. Поэтому Гормизд действительно мог быть орудием в руках готского конунга.

Папа отправил в Константинополь своих легатов, которые должны были подписать вместе с восточными епископами libellus (письменное объявление о примирении Церкви). Libellus содержал хитрую формулировку, в которой утверждалась непогрешимость римского епископа в вопросах веры и (об этом мы опять же говорили в первой части книги) подвергались анафеме даже те восточные иерархи, что недостаточно строго боролись с монофизитами.

Теодорих, должно быть, радовался. Пускай византийцы погрязнут в религиозных спорах, искусно разжигаемых папой. Эти споры могут вылиться в восстания недовольных, и уж тогда православному императору точно будет не до Италии.

Но Юстиниан и Юстин показали себя блестящими политиками. Папским легатам устроили пышную встречу, libellus приняли, совершили совместную евхаристию, возобновив церковное общение. Авторитет папства признали на Востоке, но епископов, сотрудничавших с монофизитами, никто не преследовал.

Однако дипломатию Юстина и Юстиниана едва не разрушила «инициатива снизу». В марте 519 года в столицу Византии прибыли «скифские монахи». Это были православные из Малой Скифии (ныне Добруджа). Они принадлежали к окружению небезызвестного византийского полководца Виталиана, о котором мы говорили в первой части книги. Одного из главарей этих монахов звали Иоанн Максенций. Это был образованный человек для своего времени, он много проповедовал и писал. Другой звался Леонтием и приходился родичем Виталиану. Целью скифских монахов было восстановление чистоты веры в Византии, которое пострадало при императоре Анастасии.

Монахи принялись навязчиво проповедовать в столице свои воззрения. Православие в те времена было совсем другим. Догмы еще не утвердились, а слепую веру заменяли постоянные творческие искания. Сколько душ было во Христе — одна или две? Кем был Бог — Дух Святой? Голубем? Или он принимал вид голубя временно, когда это необходимо? Кто страдал на кресте? Человек или бесплотный дух? Евангелия составлялись в разное время и были полны противоречий на этот счет. А людям хотелось знать, что произошло на самом деле в роковую пятницу на Голгофе.

Все эти отвлеченные понятия порождали жаркие споры. Церковники трактовали канон так и эдак, объявляли себя православными, а своих соперников — еретиками. И снова спорили, спорили… Читая богословские сочинения той поры, неподготовленному историку нелегко определить, на чьей стороне истина. Для этого нужно обладать хотя бы скромными познаниями в богословии. Такими познаниями обладает далеко не каждый современный ученый-византинист. Что говорить о богословах той далекой поры, когда догматы еще только складывались! Нам трудно понять ту страсть, с которой приверженцы разных сект доказывали свою правоту. Познание мира воспринималось тогда совершенно иначе. Казалось, что стоит сделать шаг в сторону с правильного пути, и душа погибнет. Дьявол подстерегал верующих везде: в виде плотских искушений, в неправильных цитатах Евангелий и даже в постановлениях церковных соборов. Дьявол кроется между строк — эта современная шутка совсем бы не выглядела шуткой тогда, в VI веке. Одна ошибка — и душа человеческая обречена на вечные муки. Логики в этом нет, но чувств много. Поэтому мы должны понять страстных монахов.

Скифские монахи привезли в Константинополь так называемую теопасхистскую формулу, чем и прославились. Формула гласила: «Один из Святой Троицы пострадал плотию», то есть «во плоти». Люди, сведущие в богословии, сразу заметят, что таким образом монахи пытались примирить диофизитов и монофизитов.

В Константинополе всё еще обретались папские легаты. Монахи прорвались к ним со своей формулой, однако понимания у легатов не нашли. Легаты были чиновниками, которым нужно делать духовную карьеру. Они вежливо рекомендовали монахам обратиться непосредственно к папе как высшему авторитету.

Монахи отправились в Рим. Делегацию возглавил Иоанн Максенций.

Юстиниана встревожила самовольная эскапада монахов. Император боялся, что клирики разрушат результаты работы по воссоединению Церкви. Кто знает, как отнесется папа к их выходкам? Не сочтет ли он выступления монахов ересью? И тогда — новый раскол.

Поэтому Юстиниан поспешил откреститься от «скифов». Они, мол, прибыли самостоятельно, не представляют никого, кроме себя, и вообще — лучше их выслать из Рима. «Некоторые лица, — писал Юстиниан римскому понтифику, — под именем монахов… вносите Церковь нововведения, которые, как известно, не содержатся ни в прежних опочитаемых соборах, ни в письмах святого папы Льва». По этой причине папе рекомендовалось отказаться от общения со «скифами».

Однако события сложились иначе. Папа благосклонно принял гостей с Востока и с интересом выслушал их. Юстиниан тотчас переменил тон и отправил властное письмо с рекомендацией дать скорый ответ, «удовлетворяющий благочестивых монахов». Но с папой нельзя было разговаривать в таком тоне. К тому же при папском дворе шла подковерная борьба готской и римской партий. В 520 году «готы», казалось, победили: Гормизд выслал монахов, а теопасхистскую формулу счел ненужной.

Однако Юстиниан в последующие годы будет на ней настаивать, полагая, что формула может объединить диофизитов и монофизитов.

Поездка монахов имела еще одно значение. Она расширила культурные контакты между Италией и Византией. Православные обеих стран вместе решали религиозные проблемы. А там недалеко и до проблем политических. Незаметно для себя конунг Теодорих проиграл битву идеологий, несмотря на ряд тактических побед.