…В точности неизвестно, чего хотел достигнуть Юстиниан. По нашему мнению, речь шла об уничтожении крупной собственности и создании более справедливого общества, жизнь которого регламентировалась государством и Церковью. Точнее, идеалом Юстиниана было общество с преобладанием среднего класса и серьезным вмешательством государства в экономику и управление. В этом смысле Юстиниан наследник двух политических доктрин — маздакитов Ирана и римских императоров времен принципата. Неспроста Прокопий говорит о внешнем сходстве базилевса с одним из ранних римских принцепсов — Домицианом. По словам Кесарийца, Юстиниан и Домициан были словно на одно лицо. Сходство оказалось не только внешнее; историк почувствовал тождество задач, которые оба правителя ставили перед собой. Но если Домициан просто боролся с богатыми сенаторами и уничтожал их, в результате чего восстановил против себя правящий класс, утратил связь с народом и был убит, то Юстиниан пытался представить себя императором-революционером, который выдвигает во власть простолюдинов, решает общегосударственные задачи и строит социально ориентированное государство. Эта задача оказалась утопией, потому что идеальной государственной модели не существует, но добавила императору популярности, а Византии — устойчивости.

Последние годы императора известны нам по скупым строкам «Хронографии» Феофана Исповедника да по отрывкам из сочинений Менандра о событиях той поры.

Перед нами — уже не прежний подтянутый энергичный политик с полноватым подбородком и ясным взором. Теперь это худощавый лысый старик с седой бородой. Морщины состарили его, а годы согнули. Единственное, что осталось прежним — пытливый взгляд умных глаз.

Царь дряхлел, а вместе с ним дряхлела и замирала жизнь всей империи. Сказано не в упрек: слишком много было войн и смут в это бурное царствование.

Если прежние годы наполнены событиями, то в 559 году у Феофана только одна запись: «…начал царь строить мост чрез реку Сагарис и, отведши поток в другое русло, создал пять громадных устоев, и устроил удобную переправу, тогда как прежде был деревянный мост».

Сагарий — это Сакарья, небольшая река в современной Турции, которая впадает в Черное море неподалеку от Стамбула. В XI веке здесь сражался с турками царь Алексей Комнин и обнаружил какие-то рвы. Ему объяснили, что это — остатки грандиозного канала, который собирался провести Анастасий Дикор. Но, возможно, здесь были и сооружения самого Юстиниана. Через полтысячи лет после смерти императора многое позабылось.

В молодости базилевс Юстиниан управлял из Большого дворца. Это не означает, что он постоянно находился на одном месте. Император ездил на богомолье во фракийские и малоазийские храмы, совершал инспекционные поездки, хотел быть в курсе событий и постоянно контролировать вопросы управления. Но в годы войн, которые вели его полководцы на рубежах страны, это выглядело мелко: путешествия по Малой Азии и Балканам против экспедиций в Африку и Испанию… Поэтому поездки царя по стране как-то затерялись среди подвигов и путешествий его полководцев. Зато после окончания войн мы видим, что значение царских поездок по стране вновь возросло. Писать стало не о чем, и повседневная работа царя попала в поле зрения авторов хроник.

В начале сентября 560 года Юстиниан серьезно заболел. Это произошло сразу после одной из инспекционных поездок по Фракии. Император много работал, вел сложную дипломатическую игру с аварами, а годы были уже не те. Характер болезни неизвестен: может быть, простуда или что-то иное. Феофан Исповедник пишет, что у царя сильно болела голова. Это могло быть переутомлением или реакцией на изменение погоды. Обычно энергичный и общительный, царь заперся во дворце и несколько дней никого не принимал. Злые языки распространили сплетню, что базилевс умер.

Столичная чернь ринулась грабить лавки. Люди хотели хлеба и выносили его из пекарен. «Ив третьем часу дня уже нельзя было найти хлеба во всем городе; и дождь сильный был в этот день; и затворены были мастерские», — сообщает Феофан Исповедник. Сенаторы всполошились и попытались попасть на прием к базилевсу. Сделать это не удалось, тогда они стали сплетничать о мнимой смерти царя. Часов через шесть сенаторы собрались на экстренное заседание. Пригласили эпарха Георгия — столичного мэра. К тому времени стало известно, что царь жив, хотя чувствует себя плохо. Его жизни ничего не угрожает, но нужно удержать народ от волнений. Находчивый эпарх предложил устроить иллюминацию по поводу мнимого выздоровления самодержца. Так и сделали, а через некоторое время Юстиниан действительно пошел на поправку. «И таким образом удержан был город от волнения», — добавляет Феофан.

Началось расследование — кто распространял слухи о смерти Юстиниана. Среди главных зачинщиков оказался бывший префект Евгений, один из чиновников, которые плодятся в любую эпоху и чувствуют себя великими, чтобы попасть в забвение сразу после отставки. Говорили, что Евгений хотел произвести переворот в пользу Феодора, одного из военных. Странная кандидатура для чиновников. Видимо, столичная бюрократия давно утратила популярность, и в воздухе витала мысль поставить во главе империи военного человека — одного из тех, что сражались на ее рубежах. Велисарий был для этого слишком дряхл, искали людей помоложе.

Евгений думал запутать ситуацию, сообщив, что в заговоре участвовал сам эпарх Георгий. Однако после проведенной следственной проверки выяснилось, что Георгий ни при чем. Тогда Евгения попытались арестовать и наложили секвестр на его имущество. Доносчик скрылся в храме и таким образом избежал тюрьмы. Эти склоки утомляли императора, но что еще было делать? Решать мелкие конфликты и восстанавливать страну после войны.

Вскоре эпарх Георгий был снят с должности. То ли он провинился, то ли просто получил новое назначение. Место Георгия занял некто Прокопий. Ряд историков полагает, что перед нами небезызвестный автор «Тайной истории» и «Войн». Если это так, можно сказать, что наш юрист и историк сделал блистательную карьеру. Правда, его должность оказалась беспокойной. Управлять городом было гораздо сложнее, чем писать книги. Поэтому продержался Прокопий недолго.

Жизнь шла своим чередом. Юстиниан выслушивал от своих чиновников доклады о происшествиях, и все они были невеселы. В декабре произошел огромный пожар в портовых складах Константинополя. Склады сгорели, а вместе с ними и несколько приморских кварталов. В Киликии и Северной Сирии бушевала чума, в большом количестве гибли люди. Император помогал семьям погибших, выделял деньги на строительство, сам ездил по городам и наблюдал за работой.

Из восточных провинций опять и опять доносили о религиозных смутах. Приверженцев антиохийского патриарха Севера не удалось ни покорить, ни уговорить. С ними сражались. Точнее, сами еретики сражались и бунтовали против насилия над совестью. «Было много убийств», — лаконично пишет Феофан Исповедник. Начались волнения, которые царь приказал подавить. Зимарх, комит диоцеза Восток, собрал внутренние войска, разогнал монофизитские демонстрации и приступил к наказаниям: «многих отправил в ссылку, лишил имущества, и казнил членоотсечением».

Подавление восточных бунтов и расследование их причин заняло и значительную часть следующего, 561 года. В этом году Юстиниан перебросил несколько военных подразделений из Вифинии во Фракию. Вероятно, он ждал нападения аваров и укреплял границы. Меры оказались небесполезны. Феофан Исповедник пишет о каких-то «фракийских гуннах», которые взяли несколько городов на Балканах. В действиях против них участвовал племянник царя — Юстин. Варваров удалось отогнать. Схватки продолжались в течение весны, а летом вспыхнул бунт в столице. В июле поссорились партии ипподрома — прасины выступили против венетов.