Видимо, это был сигнал. Бухнули самопалы. Свистнули стрелы.

Две или три стрелы пролетели мимо цели, еще пара скользнула по блестящему от жира оперению, не причинив мутантам вреда. Но большая часть пущенных снарядов все же достигла цели.

На палубу брызнула кровь, полетели непривычно белые перья, в воздухе закружился пух, похожий на снег. Пара чаек, сбитых с сети, упала в воду. Кувыркнулись на лету и рухнули вниз еще две птицы, пролетавшие возле судна. Остальные тушки – окровавленные, разорванные и утыканные стрелами, остались висеть на защитной снасти, словно диковинные гирлянды. Три или четыре раненые птицы затрепыхались в путах.

Носовые бомбарды, стволы которых торчали из сети, с оглушительным грохотом выплюнули свои заряды в мутантов, вплотную подлетевших к кораблю спереди. Крупная картечь превратила с полдесятка тварей в ошметки пернатого мяса и пуховую пелену.

Однако отпугнуть чаек не удалось. Гвалт усилился. Судно подверглось новому нападению. И снова, и еще раз. Чайки пикировали сверху, одновременно атаковали спереди, сзади и с флангов, подлетали над самой волной и неожиданно выныривали из-за бортов.

Какой-то крылатый мутант, пытавшийся зацепиться когтями за нос судна, сбил череп морского дракона. Это почему-то задело Аскела особенно сильно: хэрсир что-то завопил и длинной неэкономной очередью срезал чайку с голого корабельного носа.

Сеть не выдерживала натиска. В защитной снасти яростно бились уже десятка полтора больших сильных птиц, от чего сотрясалось все судно и угрожающе скрипела мачта. Когти и зубастые клювы рвали прочную оплетку. Появились первые дыры и прорехи. Все самопалы были уже разряжены, а стрелы и копья едва сдерживали рвущихся сквозь сеть тварей.

Аскел берег патроны и стрелял лишь при крайней необходимости. Драккар, облепленный галдящей и хлопающей крыльями белой массой, двигался дальше, не теряя хода.

Викинги вслед за самопалами бросали арбалеты и луки. Теперь команда судна орудовала в основном копьями, быстрыми точными выпадами спихивая пернатых мутантов с сетки.

Прикованные к мачте пленники тоже неловко тыкали через сеть копьями в белые тела. А что делать: спасая себя, поневоле приходилось помогать викингам.

На палубе стало скользко от крови чаек. К красным лужам и потекам липли перья, в глаза летел пух.

Прорвалась! Одна тварь с перебитым крылом все же прорвалась под сетку!

Аскел, вскинув было пистолет-пулемет, тут же опустил его, опасаясь, видимо, случайно задеть собственных воинов.

Птица заметалась по палубе, сбивая людей с ног. Цапнула зубастым клювом чью-то руку, скребанула когтями чью-то кольчугу и напоролась на чье-то копье.

Однако вслед за убитой чайкой сквозь сеть продирались новые твари. Одна, вторая, третья…

Большая часть викингов по-прежнему отбивалась копьями, стараясь не пускать мутантов за прохудившуюся защитную снасть. Но некоторые дружинники Аскела, отступив от бортов и сетки, уже схватились за мечи и топоры. Так сподручнее было валить уже прорвавшихся тварей.

Какая-то чайка выпорхнула из-под борта и сумела протиснуться между креплениями сети. Птица набросилась на прикованных к мачте пленников.

Колющий выпад Виктора не принес результата: ну не был он никогда хорошим копейщиком, а мечей Аскел им не выдавал. Змейка с копьем тоже управлялась не очень ловко и не смогла остановить тварь: Стрелец-баба лишь распорола наконечником надувшуюся на ветру парусину. Да и Костоправ, более привычный к крушащему, дробящему и ломающему кости оружию вроде кистеней и боевых цепов, предпочел использовать выданное ему копье как дубину. После неудачного укола он с воплем: «Сука-птица!» попытался оглушить чайку немудреным, но сильным ударом сверху вниз. Чайка отскочила в сторону. Копейное древко сломалось о палубу.

Из них четверых, пожалуй, только Василь орудовал копьем с надлежащей ловкостью, хотя и в его руках оно было похоже скорее на морской багор. А впрочем, сейчас большого значения это не имело. Главное, что…

Ш-ш-ших! Когда вспорхнувшая вверх чайка уже падала на них, выставив перед собой когти и клюв-пилу, Василь нанес сильный и точный удар в грудь птице. Копье ткнуло не по перьям даже, а под и против них. Наконечник, подцепив и приподняв оперение, глубоко вошел в жирное тело. Помор насадил чайку на острие, как рыбу на острогу.

Пронзенная тварь забилась, захрипела, захлопала крыльями. Костоправ шарахнул ее обломком своего копья. Под палкой отчетливо хрястнули кости черепа.

* * *

А сеть трещала и рвалась. Сдерживать орущую пернатую орду за защитной снастью было уже невозможно. Викинги побросали копья и отмахивались от птиц мечами и секирами.

Аскел опустошил магазин пистолета-пулемета, но ни перезарядить свое оружие, ни скинуть с плеча «калаш» Виктора хэрсир не успел. Не смог он и выхватить меч из ножен.

Истошно орущий красно-белый ком, разметав вокруг ворох перьев и кровяной крап, обрушился на предводителя викингов сверху – из прорехи возле мачтового топа. С головы Аскела слетела каска, посыпались пластины разодранного нагрудника. Сам викинг отлетел к пленникам. Упал на залитую кровью и облепленную пухом палубу. А вместе с ним…

«Автомат!» – пронеслось в голове Виктора.

Швырнув копье в прыгнувшую вслед за Аскелом птицу, Виктор подхватил «калаш».

Еще одну чайку, сунувшуюся было из-под копья Василя, Виктор приласкал прикладом. Крылатая тварь отскочила, тряся головой, совсем как маленький крылатый быконь.

Виктор передернул затвор.

Щелк! Ага, магазин не пустой. И патрон – в патроннике.

Щелк! Предохранитель опущен.

Соблазн незамедлительно шарахнуть очередью по Аскелу и его дружине, отбивающейся от птиц, был велик. И все же сейчас придется поступить иначе.

Короткой в два-три патрона очередью Виктор встретил чайку, только что получившую прикладом по башке, но опять бросившуюся в атаку. Во все стороны полетела новая порция перьев и крови. Птица тяжело упала на палубные доски.

Та-дах! Та-да-дах! Та-дах! Та-да-дах!

Еще очередь, еще, еще, еще!

Автомат грохотал над Аскелом, вяло ворочающемся в птичьей крови и перьях. Виктор старался стрелять над головами викингов – в птиц, которые валились на судно сверху. Как бы этого ни хотелось, но команду корабля расстреливать нельзя. Сейчас треклятые морские разбойники оказались временными союзниками.

Патронов он не жалел. Уже не до того!

Пули с легкостью пробивали перьевую защиту и подкожный жир чаек. Над драккаром снова вился снегопад из пуха и перьев и лился кровяной дождь. На снасти, палубу и в воду падали убитые и раненые птицы.

Потом рожок опустел.

А потом…

– А-а-а, мля! Улепетывают, мля! Хренокрылы долболетные, мать их растудыж! – оглушил Виктора вопль Костоправа.

Раздались торжествующие крики викингов. Порыв ветра сдул липшие к лицу пух и перья, и Виктор увидел, как орущие белые птицы отрываются от корабельных снастей, поднимаются вверх и поворачивают назад, а дружинники Аскела добивают раненых и запутавшихся в рваной сети тварей.

Что-то подсказывало Виктору: вряд ли чаек спугнул его автомат. Дело, наверное, все-таки в другом. Сильно отдалившись от гнездовья, твари сами решили повернуть обратно. Мутировавшие чайки – не враны. Белые морские птицы, в отличие от черных лесных, оказались слишком привязаны к своей территории. Как там говорил Аскел: «Талеко от сфой кнесто эта птица не полетит».

Наблюдая за оставшейся позади крикливой и сильно поредевшей стаей, Виктор гадал о причинах такого поведения. Может, инстинкт такой у мутантов выработался: за родные пенаты – ни-ни. А может, в их фьорд по случайности или по неведомому замыслу упала во время Бойни какая-то особенная гадость. Или ее, гадость эту, туда принесло уже после Бойни, как мертвую подводную лодку, на которой поморы обнаружили карту военных объектов. И теперь во фьорде-Котле, мимо которого так боятся плыть викинги, созданы некие условия, не позволяющие его обитателям долго находиться вовне. Кто знает? Да и какой смысл об этом узнавать сейчас?