16 декабря 2075 г.

…Вибрация комма Наты поймала нас в подземном гараже, буквально в двух шагах от Златкиной «Державы». Посмотрев на экран, девушка потемнела взглядом и в сердцах помянула Навь. Я, конечно же, поинтересовался, что ее так расстроило, и получил предельно короткий, но понятный ответ:

— Мама…

Появления на горизонте ее родичей и родичей Саши мы ожидали еще в начале ноября, так что я бесстрастно пожал плечами и изобразил стандартный жест, рекомендующий принять звонок.

Блондинка повиновалась. Только вывела звук не на гарнитуру КТС-ки, а на внешний динамик устройства, поэтому монолог «страшно соскучившейся женщины» мы слушали всей толпой. И все, как один, пришли к выводу, что Глафира Яковлевна читает его с листа!

Это расстроило Облачко чуть ли не до слез, но удивить — не удивило: о том, что процессом восстановления нормальных отношений с этой парочкой будут рулить главы их родов, не раз говорили и Лада, и Софья, и Оля. Они же придумали и логику поведения для наиболее вероятных ситуаций, но мелкая все равно вопросительно посмотрела на меня.

— Она в Москве? — одними губами проартикулировал я, дождался ответа, который, конечно же, оказался положительным, и махнул рукой: — Приглашай!

К дальнейшему разговору прислушивался краем уха, ибо занимался куда более важными делами. Сдвинул в сторону дверь лимузина и впустил в него кошку, изнывавшую от желания оказаться как можно ближе к артефактному источнику магофона, условным жестом дал команду Шершню усаживаться за руль, скинул в оперативный канал заранее подготовленный пакет данных по самым близким родичам Наташки, обговорил с телохранителями кое-какие нюансы предстоящей работы и загнал замешкавшихся дам в салон машины. В результате из поместья выехали точно по графику, за воротами «подхватили» стайку полицейских дронов сопровождения и под завывания их сирен начали набирать скорость.

К десяти часам вечера пятничные пробки рассосались даже на основных магистралях, ведущих к спальным районам столицы, а в самой спокойной части центра — Боярском Конце — как обычно, царили тишь да гладь. Ничего удивительного в этом не было, ведь абсолютное большинство аристократов, запланировавших выход в свет, уже добралось до приемов, званых ужинов и балов, а молодежь, собиравшаяся отрываться в ночных клубах, барах и других развлекательных заведениях Москвы, еще даже не думала одеваться. Таким образом, семь с половиной километров, отделявших нас от пересечения улицы

Академика Хлебникова и Сиреневого бульвара, кортеж пролетел за считанные минуты и, распугав автомобили немногих гурманов, спешащих на открытие ресторана «Стрежень», въехал на подземную стоянку.

Сотрудники СБ Тарковских, собиравшихся устроить самый настоящий фурор среди истинных ценителей высокой кухни и разославших приглашения за месяц с лишним, но упустивших большую часть клиентов из-за приема, посвященного рождению наследника у княжича Альберта Хилкова, сработали, как часы — наши машины были направлены на этаж для особо важных персон, припаркованы напротив входа в лифтовый холл, а пяток прикормленных акул пера, слонявшихся поблизости, испарились еще до того, как Потапыч открыл нам дверь. Столь же похвальную расторопность проявили и глава рода с двумя сыновьями: встретили нас прямо за дверями, сложились чуть ли не в поясных поклонах, рассыпались в искренних благодарностях и прокатили в кабинке до входа в царство Водяного. А потом мы переступили через порог и потеряли дар речи. Все, включая Злату! Почему? Да потому, что с фантазией, вкусом и чувством юмора у дизайнеров, оформлявших этот ресторан, не было никаких проблем. Центральный проход основного зала, который, в их представлениях, и являлся стрежнем некой реки, был подсвечен самыми светлыми оттенками голубого, а по самой стремнине метались фантастически качественные голограммы самых быстрых рыб. Причем автоматика помещения заставляла их огибать «валуны, поросшие водорослями», остовы утонувших судов, разбитые сундуки и даже гостей. Справа и слева от прохода, то есть, в «более спокойных водах», чинно плавала живность посолиднее. А возле темных прибрежных омутов, рядом с которыми находились входы в отдельные кабинеты, можно было заметить ужасно деловых раков, флегматичных сомов, юрких угрей и всевозможную нечисть — русалок, водяниц, бродников и так далее.

Ничуть не менее интересно оформили и пол с потолком. Первый казался настоящим речным дном. На стрежне — усыпанным белоснежным песком, то и дело вспухающим небольшими «смерчиками» или облачками из крошечных камушков, а ближе к берегам — заиленным и топким. А второй серебрился, как настоящая граница двух сред. Но не гладким «зеркалом», а поверхностью, прогибающуюся под порывами студеного ветра. Ну, и для полного счастья, местами нес к далекому морю бревна да опавшие листья, а «на западе» розовел затухающей вечерней зарей!

— С ума сойти, как тут красиво! — восхищенно выдохнула Рыжая, выразив наши общие ощущения. А я был вынужден отправить на гарнитуру кошки команду «Рядом!», ибо она, ошалев от буйства красок и образов, попробовала цапнуть излишне наглую щуку, чуть было не укусившую ее за нос. Впрочем, заметив, что выпущенные когти прошли сквозь голограмму, и услышав наши смешки, зверюга полыхнула… веселым восторгом, потерлась плечом о мое бедро и демонстративно принюхалась!

Игнорировать столь недвусмысленный намек было бы жестоко, так что мы свернули со стрежня и подошли к наклонной витрине, усыпанной мелко наколотым льдом. Рыбы на ней лежало видимо-невидимо — от самых обычных сазанов, окуней, плотвы и лещей до муксуна, омуля, микижи и севрюги!

На последнюю — громадину длиной под два метра и весом килограммов за шестьдесят — «хтоническое чудовище» и залипло.

— Толковый выбор! — хохотнула Софья, а я мазнул взглядом по вышивке на левой груди очень красивой и очень фигуристой «русалочки», не столько дожидавшейся нашего заказа, сколько пытающейся не упасть в обморок от плохо скрываемого ужаса перед «ирбисом размером со слона», несколько раз щелкнул пальцами и, наконец, достучался до разума несчастной: — Милена, эта кошечка ничуть не менее разумна, чем мы с вами, и в данный момент готова сделать заказ. Примете?

Девушка торопливо кивнула, потом до смерти испугалась, что хищница среагирует на слишком резкое движение, и побледнела еще сильнее.

Я мило улыбнулся и, как ни в чем не бывало, озвучил пожелания «посла роевого разума»:

— Госпожа Злата хотела бы продегустировать кусок филе севрюги весом в пару килограммов…

— …крупную форель, пару-тройку угрей, пару муксунов и небольшую стерлядь! — добавила Рыжая, наблюдавшая за поведением кошки и заметившая ее интерес еще и к этим рыбкам. А потом вывесила перед лицом официантки голограмму со списком ближайших коммов и поинтересовалась, на какой именно отправлять инструкцию по размещению и обслуживанию уважаемой гостьи из алтайской магической аномалии.

Не остался в стороне и я — предупредил, что мы ждем еще одну даму, назвал ее фамилию, имя и отчество, а затем попросил проводить к нам в кабинет.

«Русалка», почти оклемавшаяся от первоначального шока, сложилась в поклоне, пообещала, что позаботится о гостье лично, и перепоручила нас подоспевшему управляющему рестораном.

Тот тоже веселил «аристократической бледностью» лица, но держался достойно: нарисовавшись в поле зрения Великой Княжны, дождался ее кивка, учтиво поздоровался, предложил проводить нас до… хм… Императорского кабинета и проводил. А там развил бурную деятельность, заметно ускорив появление отдельного стола с укороченными ножками для нашей хвостатой спутницы, лично его сервировал и послужил предпоследним передаточным звеном между небольшим внутристенным лифтом и столешницей. Ибо успел ознакомиться с инструкциями и принял во внимание, что пищу госпожа Злата принимает только из моих рук, а любая попытка забить на это условие чревата крайне неприятными последствиями.

Кстати, с большим пониманием отнесся и к применению артефактного обнаружителя ядов, хотя имел полное право оскорбиться. Более того, стоило мне заикнуться о том, что «посланница роевого разума алтайской аномалии» уже нажила себе могущественных врагов за пределами Империи, позволил себе гневно раздуть ноздри: