– Изнашиваются, значит, големы? – Альфред Оберландский криво усмехнулся. – А мне-то казалось, эти твои стальные рыцари вечные.

– К сожалению, а быть может, к счастью, ничего вечного в этом мире нет, ваша светлость, – тихо ответил Лебиус. – Однако если регулярно смазывать механизмы, менять истершиеся шестеренки и ослабевшие пружины, если специальными эликсирами и растворами омолаживать запертую в металле плоть… В общем, при надлежащем уходе голем переживет и нас, и наших детей, и внуков, и правнуков…

– Ну, так долго-то мне и не нужно вовсе, – хмыкнул маркграф. – По большому счету, мне бы не хотелось, чтобы твоя машина пережила меня самого. Пусть ломается. Но не прежде, чем в ней исчезнет нужда.

– Голем в этом мире будет нужен всегда, – с невесть откуда взявшейся печалью произнес магиер. – И тут я тоже не знаю – к счастью это или наоборот.

– Ладно, хватит философствовать, – отрубил Альфред. – Скажи лучше, как ты поднимаешь эту груду металла. И как заставляешь…

Маркграф запнулся, подбирая подходящее слово.

– …заставляешь ее… уснуть?

– Умереть, – поправил Лебиус. – На время умереть. До следующего пробуждения. Так будет правильнее.

– Ну, и как же? Этого секрета ты мне еще не раскрывал, магиер.

– Все просто, ваша светлость. Но лишь на первый взгляд. В действительности же это самая сложная часть работы по созданию голема. Несколько магических формул, произнесенных в определенной последовательности, пробуждают сокрытую в металлических членах жизненную силу. Те же формулы, сказанные в обратном порядке, заставляют металл умереть вновь. Но каждое слово, каждый звук следует произносить правильно, с нужной интонацией, с нужными помыслами и с нужным настроем. Только в этом случае получится так, как должно получиться. Мне пришлось потратить немало лет, чтобы добиться результата.

– Формулы, значит, – процедил оберландский маркграф. – Это все?

– Нет, ваша светлость. Прежде чем поднимать голема словом, необходимо подчинить его волю знаком. Именно этого не смог сделать мой прагсбургский помощник.

– Как? – свел брови Альфред Чернокнижник. – Подчинить? Волю?

– Следует начертать на лбу голема пять магических символов, определяющих пять литер и сводящихся к единому слову закрытого от непосвященных языка. К слову «zmeet», что значит «истина». Лишь эти символы дают написавшему их истинную власть над големом. Но верное изображение подчиняющих знаков, как и чтение магических формул, тоже требует опыта. Малейшая ошибка в переплетении линий – и пробудившийся голем выйдет из подчинения.

– Так вот какими письменами украшен шлем твоего создания…

Альфред подошел к доспехам голема, склонился над большим – выше маркграфского колена – шлемом со светящейся бело-красной росписью на темно-синем стальном лбу.

В хаотичных, на первый взгляд, росчерках между выступающим над смотровой щелью козырьком и гребнем на округлой" макушке при внимательном рассмотрении прослеживались скрытый порядок и какая-то непостижимая внутренняя симметрия. Четыре пучка связанных друг с другом и пересекающих друг друга отрезков, изгибов, спиралей. Определенной длины и толщины. Под определенными углами. Все казалось небрежным и строго рассчитанным одновременно. Да, заново, без ошибки, выписать такое… точно такое же сможет не всякая рука.

– Сейчас здесь только четыре знака, колдун, – вновь повернулся к Лебиусу Альфред. – А ты говорил о пяти.

– Первый стерт, – пояснил магиер.

– Зачем?

– Чтобы упокоить голема. Ибо «zmeet»-«истина», превращенная в «meet», имеет уже иное значение – «смерть».

– И из-за одного символа истинная власть над големом умирает?

– Вместе с самим големом. На время. Которое нужно повелителю голема.

– Что ж, я все понял. – Альфред Оберландский еще раз окинул взглядом ребристый металлический каркас у стены. Подытожил: – Твой стальной рыцарь – грозная боевая машина. Но и абсолютно неуязвимой ее не назовешь. Практически несокрушимая в обычном бою, но тяжелая и громоздкая. Неутомимая, но и пройдет не везде. Боится воды и…

А вот теперь властитель Оберландмарки в упор смотрел на магиера.

– …и по сути подчиняется лишь одному человеку. Тебе, Лебиус Марагалиус.

Прагсбургский колдун опустил глаза. В знак согласия. Или – пряча взор. Понял намек. Забормотал сбивчиво:

– Мне невыгодно злоумышлять против своего покровителя, ваша светлость. Верхняя Марка – единственное место, где я могу…

– Можешь что? – маркграф подошел ближе. Ладонь Альфреда Оберландского снова нежно поглаживала рукоять меча. – Что у тебя на уме, колдун?

Лебиус дрожал как осенний лист на ветру:

– Я бы не посмел… никогда… ничего дурного… против вас… Если нужно… буду рад… обучить вашу светлость… Поднимать и повергать голема… Пробуждать и умерщвлять…

– Э-э-э, нет, Лебиус, не обучишь, – маркграф чуть качнул головой, но немигающие глаза его при этом по-прежнему смотрели в одну точку. Глаза Альфреда Оберландского пронзали, сверлили, ковыряли и безжалостно кромсали собеседника. – И ты сам это прекрасно знаешь. В моем распоряжении нет тех долгих лет, которые ты потратил на изучение магических формул и колдовской каллиграфии. А следовательно…

Маркграф, не убирая руки с меча, шагнул к магиеру. Подступил почти вплотную. Лебиус попятился. Недобрая улыбка скользнула по губам властителя Верхних Земель.

– …следовательно, все будет иначе. Отныне верные мне люди денно и нощно станут дежурить при тебе. Считай… это, м-м-м… почетным караулом. Охраной. От возможных соблазнов. Ты ведь, хоть и магиер, однако тоже слабый человек, подверженный соблазнам.

– Но…

– Я еще не закончил, колдун! – Клинок маркграфа выскользнул из ножен на длину ладони.

Лебиус дернулся, будто его уже разрубили надвое от плеча до паха. Съежился. Замолчал.

– На тебе ведь нет сейчас твоей чудо-кольчуги, не так ли? – улыбка Альфреда стала шире, хищнее. – Ты не считаешь нужным надевать ее в моем замке.

Просторный магиерский балахон в самом деле висел свободно – на теле, не на доспехе. И под матерчатым капюшоном не поблескивали кольчужные звенья. И выражение перепуганного лица, бледнеющего в тени капюшона, без слов говорило: кольчуги нет.

– Так вот, колдун, отныне и впредь тебе запрещено носить какую бы то ни было броню. Мои люди проследят за этим. И они же с сегодняшнего дня будут сопровождать тебя всюду. Неотступно. Они всегда будут рядом с тобой. С обнаженными клинками в руках. И ты уж как-нибудь озаботься уберечь их от влияния своей вредоносной магии. И от случайного влияния, и от предумышленного. Ибо при малейшей опасности, при пустяковом намеке на опасность они изрубят тебя в куски. Соответствующие полномочия я им дам – даже не сомневайся. А мечами мои вояки машут быстрее, чем ты творишь свои пассы и заклинания.

– Да, да, конечно, – торопливо закивал Лебиус. – Если это угодно вашей светлости…

– Моей светлости угодно. И не только это. Единственный приказ, который тебе отныне позволено отдавать восставшему голему, – это приказ о полном его подчинении мне. Дальнейшие распоряжения будут исходить от меня. Потом, когда нужда в големе пропадет, ты его упокоишь. Под присмотром моих людей. И под моим личным присмотром.

– Разумеется, господин маркграф, я ведь вовсе не претендую… я всего лишь изготавливаю… для вас… и я… я…

– И если хоть что-то пойдет не так, колдун…

Маркграф вдруг резко вырвал оружие из ножен – с той стремительностью, на которую способны лишь опытнейшие из воинов. Мелькнувшее в воздухе острие замерло в каком-то дюйме от магиерского капюшона.

– Запомни, Лебиус, хороший боец, стоящий от тебя на расстоянии удара, при любых условиях окажется расторопнее твоей механической твари и всех магиерских штучек, вместе взятых. А плохих стражников я к тебе приставлять не стану.

Секунду или две в воздухе висела зловещая тишина. Затем Альфред Чернокнижник бросил оружие в ножны. Лебиус выдохнул, утер капюшоном пот со лба.