– Пытался схватить нарушителя.

Теперь мужик заинтересовался, зашагал к Лавочкину.

«Он увидит вырубленного мной клона!» – понял солдат. Он округлил глаза, показал пальцем за спину приближающегося офицера:

– Нарушитель!

Мужик пригнул голову, крутнулся на пятках.

Пусто.

– Где?! – проревел он.

– Проследовал далее, – неспешно ответил рядовой.

– Куда?

– Влево, – после мхатовской паузы выдавил Коля.

Офицер со всех ног бросился к левому проходу. Солдат нервно захихикал.

Прихватив мешки, он подбежал к мечу. Поднял.

Соваться в лабиринт, где шныряют охранники, было нельзя. Рядовой просек: надо перейти железную дорогу и скрыться в соседнем массиве ящиков.

Осторожно высунув голову, парень убедился, что путь свободен. Вдалеке топтались такие же серые Лавочкины, как и он. Ни одного черного мундира.

«Итак, Колян, топаешь, как гусь, вперед. Неспешно, по-деловому. У тебя приказ, ты его выполняешь», – дал себе установку солдат и стартовал.

Он обливался потом. Чудилось, все смотрят исключительно на него. Солдат в любой момент ждал окрика, но – обошлось.

Убедившись, что никто не заметил, парень спрятался за ящик. Сел, переводя дух.

«Ну, Штирлиц фигов, куда дальше? – задался вопросом Лавочкин. – Обшарят тамошние закоулки, наткнутся на ZZZ-065, придут сюда. Значит, либо наружу, либо…»

– А денек-то нынче какой! – протянул прапорщик Дубовых, обозревая водопад, озеро и лес. – Жаль, Хельгуша не видит.

У драконов в долине был сущий курорт. Если, конечно, запастись средством от комаров-мутантов.

Мысленно попрощавшись с вотчиной Страхенцвергов, Палваныч взял курс на северо-восток, углубился в заросли гигантских деревьев. Прапорщик намеревался попасть в Наменлос за два дня. Пеший порядок движения значительно уступал в скорости перелету на ковре. Да и утомился Дубовых почти сразу…

– Отвык или постарел? – спросил себя путешественник.

Так и не ответив на вопрос, он сделал привал: сел под сосной. Могучие корни сосны частично вылезли из земли. Прапорщик облюбовал местечко, похожее на кресло: корни – подлокотники, ствол – спинка.

Толстенный ствол, казалось, упирался в небо. Где-то там, под небесным куполом, зеленела густая крона. Внизу – ни веточки.

– Эволюция, ядри ее в бомбу, – выразился Палваныч.

Он привалился к стволу, прикрыл глаза. Сначала Дубовых слышал лишь свое сопение, но потом, когда сбитое при ходьбе дыхание успокоилось, прапорщику почудилось, будто кто-то зовет на помощь.

Палваныч застыл, словно превратился в большое мясистое ухо. Лесные шумы мешали выловить полезный сигнал, но путник различил тихий-тихий зов:

– Выпустите меня!.. Выпустите меня отсюда!..

Минуту-другую Дубовых пытался определить, откуда доносится крик. Получалось – откуда-то из-под земли, чуть правее того места, где сидел сам Палваныч.

Слегка разрыв песчаную почву, он наткнулся на стекло. Стал осторожно раскапывать.

– Бутылка!

Прапорщик повертел бутылку в руках. Грязная, мутная. Внутри что-то бултыхалось. Палваныч с грустью вспомнил дом.

Там всегда в холодильничке стоял-потел пузыречек водки. А прапорщик принимал каждый божий день. Для положительного резуса и жизненного тонуса, как он любил выражаться. Долгое воздержание сыграло с Палванычем не одну шутку: в волшебном мире он и похмельем страдал, и без ежедневных доз впадал в хмурое состояние, и даже чуть не заболел белой горячкой… Местное пойло его совсем не радовало, но рефлексы есть рефлексы – Дубовых сорвал старую сургучную печать с горлышка и выдернул торчащую пробку.

Не успел он поднести бутылку к носу, чтобы понюхать, как из бутылки повалил горячий сизый дым. Стекло стало индеветь, а дым изящной дугой заструился к земле. Прапорщик отстранился от странной емкости подальше, вытянув руку, но не разжимая пухлых пальцев. Надежда не умирала: «Вдруг все же удастся глотнуть?»

Дымоизвержение закончилось. Клубы сгустились в своеобразный кокон на земле, потом дым необычайно быстро развеялся, и перед Палванычем предстал огромный смуглый мужик. Полуголый. С бычьими мышцами. Атлет, в общем.

Дубовых подумал, что за этого спортсмена ухватились бы баскетбольные и боксерские тренеры. А глянув на свирепую рожу с маленькой бородкой, прапорщик понял: сам бы атлет пошел в бокс. Такие любят не мячики об пол долбить, а головы.

– Ты освободил меня! – пророкотал мужик торжественно и грозно. – И за это я сломаю тебе шею.

– Эй, где разум, где логика?! – опешил Палваныч.

– Знай, о презренный смертный! Я злой дух, и от меня добра не ищут. Сначала я умерщвлю тебя, глупца, а потом найду того презренного колдунишку, который заточил меня в эту жалкую бутыль!

– Вот черт! – вырвалось у прапорщика.

Рядом с ним возник Аршкопф.

– Здравия желаю, товарищ прапорщик! – пропищал черт.

– Издеваешься, что ли? Какое здравие – мне сейчас шею сломают!

Дух из бутылки скептически покачал головой:

– Нет, шею я тебе не сломаю. Ее у тебя попросту не видно.

И верно, коренастый круглый Дубовых, казалось, не имел шеи.

– Что же с тобой делать? – принялся размышлять дух-исполин. – А заточу-ка я тебя в бутылку! Бутылка ведь не терпит пустоты, хе-хе.

– Аршкопф, – пробормотал Палваныч. – Ты можешь что-нибудь сотворить с этим громилой?

– Никак нет. – Бесенок виновато потупил пятачкастую мордочку. – Перед вами взрослый злой дух. Он сметет меня, как щепку.

– Ектыш… Тогда не в службу, а в дружбу… Доставь бутылку со мной Лавочкину. Ты обещ…

Но прапорщик не успел договорить, так как громила произнес заклинание, обратившее Дубовых в сизый туман. Туман устремился в упавшую бутылку. Когда в мутной темноте стекла исчез последний прозрачный клочок, пробка прыгнула на место, а сургучная печать расплавилась и залепила горлышко.

– Что смотришь, мелюзга? – прогрохотал дух.

– Вам бутылочка не нужна будет? – робко спросил Аршкопф, стараясь, чтобы дрожь в коленках была не особенно заметна.

– Нет.

Он взял бутылку, размахнулся и запустил ее с исполинской силой. Стеклотара в считаные мгновения достигла облаков.

Чертенок бросился за емкостью, уносящей Палваныча чуть ли не на орбиту. Аршкопф летел подобно черной рогатой стреле и настиг бутылку на излете.

От радости бесенок вцепился в нее мохнатыми ручонками, но волшебство взрослого злого гения было настолько мощным, что Аршкопф не смог остановить полета бутыли. Да еще и ладони накрепко прилипли к стеклу! Дух оказался шутником.

Полет чертенка и бутылки закончился приземлением на крышу чьего-то овина. Аршкопф пробил соломенную кровлю, затем плотно скатанный стог сена, ударился оземь и выкатился в открытую дверь. Скользнув по утоптанному снегу за ворота, обмякший бес врезался в сугроб и затих.

Через пять минут на улице появился нехуденький зажиточный крестьянин с двумя упитанными сынками. Увидев Аршкопфа, валяющегося в обнимку с бутылкой, папаша почесал затылок и изрек:

– Вот, смотрите, сыновья. Никогда не напивайтесь до чертиков. Вино – путь в ад.

В следующий момент до крестьянина дошло – перед ним действительно черт!

– Бежим, ребятки! – завопил папаша, и семейство удалилось с поспешностью, не подобающей их габаритам.

Иоганн Всезнайгель был похож на большую пятиконечную звезду, нарисованную на боку паровоза. На дохлую звезду.

Когда провалилась попытка расстрелять неведомого монстра при помощи огненного залпа, колдуну ничего не оставалось, кроме как уходить с дороги паровоза. Иоганн применил заклятье полета, взвился вверх и вправо, но тут-то и произошло невероятное.

Стоило локомотиву поравняться с магом, необоримая сила подхватила Всезнайгеля и со всей дури припечатала к округлому борту. Колдун ударился затылком и потерял сознание.

Перед касанием о гостеприимный металл Иоганн успел лишь раскинуть руки-ноги да подумать: «Как пацана!..»