А ведь помимо медицины есть еще одежда, продукты питания и обихода. Не даром, во время эпидемии все закупались туалетной бумагой. Шутки шутками, а многие уже настолько к ней привыкли, что просядут по морали, если вдруг придется подтираться не четырехслойной ультрамягкой бумажкой. Видите ли, нежную кожицу поцарапают смятой газеткой. Да и откуда газетку взять, если печати больше нет, а тоннами уже бесполезных и разряженных смартфонов, это делать как-то неудобно. И вот вся проблема именно в таких, казалось бы, мелочах. Нет, конечно, военным в этом плане попроще, особенно закаленным, кто по два-три месяца проводил в полевых условиях, или в окопах. У них есть хотя бы базис понимания, как правильно организовать быт, но есть очень большая загвоздка. Военных в замесе уцелело куда меньше, чем гражданских. Чисто статистически. В нашем городе, судя по рассказам поисковиков, осталось около двадцати тысяч населения, то есть примерно одна пятая часть. На эти двадцать тысяч, чуть больше, чем восемь сотен военных суммарно. Если брать ополчение, карателей и разных одиночек. Цифры чисто примерные, но даже из этих восьми сотен, реально подготовленных не более пяти десятков. Так что… Грядущая зима сильно сократит поголовье.

— Задал конечно ты задачку, — задумчиво произнес я, растеряно глядя на Попова. — Прям, все надежды разрушил. Сынок, ты б, это, такие новости сообщал, когда я сижу, да с валидолом или на худой конец валерьяночкой. А то, что-то аж сердечку плохо стало.

— Старый, ты давай, не чуди, — озабоченно засуетился Химик, подставляя табуретку и усаживая меня. — Ты ж сердечник, дед Ефимыч…

— Ну, уж как вышло, — виновато отозвался старшина. — Да и чего таить, и так же все ясно бы стало. Вот вы тут уже сколько сидите? Месяца полтора? И никакой ведь связи, да даже если бы она появилась, то с кем? Что бы вам сказали? Молодцы, сидите дальше и ждите дальнейших указаний? Не смешите. Сейчас надеяться можно только на себя и держаться группами. Я несу ответственность за свой личный состав, если не перед командованием и их семьями, которые поди на том свете уже, то перед господом Богом. Я взял на себя это бремя, пускай и не совсем по своей воле, но знаешь, бать, не жалею. Я своих пацанов пока нормально не устрою, не успокоюсь.

— Я ж уже говорил, устроишься, сейчас толковые ребята, да с таким приданным, по зарез нужны, — отмахнулся я, массируя грудь в области сердца. Правда, что-то покалывать стало. Как бы не хватануло чего. И ведь верно говорил, Андрей Сергеевич, не тот у меня уже возраст, чтобы горным сайгаком носиться, да и тот случай, на штурме спорткомплекса, это доказал. А я, все моложусь, в героя играю.

Попов моим словам внял. Он и сам понимал, что в сложившейся ситуации, его сводный взвод представлял из себя серьезную силу. А уж когда после завтрака к нам подъехал Федька Сапок со своей кодлой, то все и вовсе встало на свои места. Вот есть все-таки разница в разговоре простых солдат и офицеров. Офицеры ж, они как дети малые. Напыщенные, козыряют звездами, да кто что заканчивал. А сержант с прапорщиком, всегда договорятся. Все ж, оба были солдатами и к народу ближе.

Так и получилось. Федька даже особо не уговаривал. Просто, развернул карту района и схематично показал расстановку сил. Старшина втянулся быстро и главенствующее положение бывшего сержанта, не оспаривал. Поэтому, уже в обратный путь, в город, пошли колонной со старшим в лице Сапога. Он на своем командирском уазике гордо ехал впереди, чтоб никто шальной по танку не жахнул. Ну а я, на пару с Женьком, пристроился на задних сидениях бобика. Надеялся подремать по дороге, да не вышло.

— Старый, ты сейчас как, сильно занят? — негромко спросил Федька, оборачиваясь ко мне. — Скажу сразу, дело нарисовалось, специфичное, тут нужно офицерским мудреным взглядом все осмотреть и не менее ученым умом все обдумать.

— Какую операцию планируешь? — удивился я. — Я ж не штурмовик. Чисто так, не дальше боевых уставов ушел, да пару методичек почитал по тактической подготовке и действиям взвода в обороне.

— Не прибедняйся, — усмехнулся он. — Да и дело немного другого плана. Видишь ли, ты пока с рыночными нянчишься, да и чернушниками… Не отрицай, знаю я, что ты на бандитский рынок бродишь. Не подумай, я ничего против не имею, просто за тебя переживаю, чтоб тебя там какая шваль не прирезала. Так вот. Пока ты в городе крутишься, да склад ЖЭК дербанишь, чтоб людям добрым провести свет и воду, у нас тут начали потихоньку крысы заводиться. И чем ближе снега, тем крыс больше. И кажется мне, что главная крыса засела на вокзале и что-то сука мутит. Только вот что, я понять не могу. Так что, Старый, поможешь?

— В прошлый раз такое помогание обернулось простреленной ногой, ползанием в радиоактивной драни и пленом, — недовольно проворчав, поморщился.

— Тут стрелять не придется. Просто, сходить на вокзал, посмотреть, что там как, по электрике там поработать, да может водопровод, где поменять. А уж течь или коротун мы им обеспечим, — заверил меня Федька.

— С потолка медленно капала вода. «Дождь», подумал Гимлер. «Сосед мудак, затопил», подумал Штирлиц, — отчего-то вспомнилась одна из интерпретаций старой шутки про разведчика. Однако, в предложении Сапога был и рациональный корень. Я действительно давно не появлялся на железнодорожной станции. Пора бы сходить и прицениться. Там же, если не считать Киргизов, самый большой рынок. Да и люди тащат не ширпотреб, а действительно ценные вещи. Может что и удастся присмотреть. Ну а попутно, гляну, ублажу паранойю товарища. — Ладно, хрен с тобою. Вечером схожу, гляну, что к чему. Но с тебя барыш, что б я почем зря не ходил, а на месте закупился, хоть тем же чаем.

— Талонами обеспечу, — согласно кивнул Сапог и довольно хмыкнул. — И чаем тоже, вскрыли мы тут недавно один склад…

— Федь, ну будь ты человеком, а, я вообще-то подремать хотел. И так, Попов, ирод, в шесть утра разбудил, — недовольно проворчав, демонстративно отвернулся, прислонившись к дверце и кутаясь в ватник.

— Ну спи-спи, Старый, — негромко прошептал он. — Скоро все равно приедем, там уж я посмотрю, как ты поспишь, когда Миланка тебе разнос будет устраивать, за то что ночевал хрен пойми где.

— Да пошел ты, — фыркнув, попытался заснуть. И у меня это даже почти получилось. Уаз все равно полз черепашьим темпом, поскольку за ним следом катился танк, бэха и два грузовика, забитые не только бойцами, но и бабками с поселка, которым приспичило на рынок. Возвращаться они уже будут обозом с группой Хриплого. Впрочем, меня это уже никак не касается… А Миланка, кстати, все-таки не ругалась. Она у меня хорошенькая, понимающая. Прям золотко, а не женщина. Жаль только, что в дочки мне годится. Но ничего, чай не восемнадцать лет девке. После двадцати, возраст все равно уже практически ничего не значит. А уж сейчас, тем более.

Давненько я сюда не заглядывал. Народу явно прибавилось. Даже палаточный лагерь превратился в нечто вроде элитного района, поскольку всю чернь и штрафников переселили за стены и блокпост, расквартировав в ближайших зданиях и неясно откуда притащенных вагончиках. Да и от самого палаточного лагеря осталось одно лишь название. Палатки сменились на весьма комфортные бытовки. Вот только, душевая все так же представляла из себя одну большую банную палатку, в которой кое-как разместили резервуары с кранами. Воду в эти резервуары закачивали с пожарной машины. Так что, уже есть как минимум одно направление в котором я могу развернуться и подработать.

Однако, в палаточном лагере, я вряд ли смогу узнать необходимую информацию. Максимум различные слухи от работяг, коих тут собралось много. Все таки есть у Престнякова коммерческая жилка. Примерно три четверти бытовок сдаются разным барыгам, которые поняли, что на вокзале им места мало. Так что первые этажи бытовок представляют из себя мелкие лавки или складские помещения. На вторых же этажах живут владельцы лавок или же кто-то из местных высокопоставленных лиц.