Передо мной сидел парень, который только что потерял друга, и пытался мне помочь.

— Не погибай, — вырвалось у меня.

— Не понял? — приподнял бровь Гайто.

— Я хочу, чтобы ты вернулся из рейда живым. Плевать, чего это тебе будет стоить.

— Ты… мне приказываешь?

— Считай, что так.

— Брат, я даже не в твоей пятёрке.

— Ты будешь в моей пятёрке. Когда вернёшься. И мы уйдём отсюда все вместе. Я знаю путь.

— Ты про те забавные цифры, что Алеф написала на столе? Да, мы попробуем по ним пройти.

— Удачи. Но если что-то пойдёт не так, ты должен вернуться.

— Крейз… — Гайто соскочил со стола и сделал вид, будто смотрит на часы. — Ты — конченый псих. Мне это нравится. Надеюсь, на том свете я буду по тебе скучать.

Он вышел из комнаты, а я задумался над тем, почему сказал ему это. И ответ лежал на поверхности.

В моём бредовом сне Скрам открывал рот, отчаянно пытаясь что-то сказать. Ему было практически нечем говорить, но он старался, и я услышал…

То, что я услышал, могло быть — «Сайко».

Или «майка».

Или вообще «банка».

Но я сейчас отчего-то был уверен, что Скрам пытался сказать: «Гайто».

В двенадцать часов пятёрка ушла.

Поскольку они были единственными кандидатами, квадратная тумба не долго морочилась с выбором. Луч просто сразу же ударил в грудь Гайто. Тот изобразил на лице радостное изумление, как у тех, кого вызывают на сцену получать Оскара.

Я сидел на скамейке, в числе провожающих, и не удержался от смешка.

Гайто оправился. Во всяком случае, у него уже получалось вести себя, как прежде.

Правда, это ровным счётом ничего не говорило о том, что происходит у него в голове. Или, если можно так выразиться, в душе.

Здешние ветераны привыкли терять и привыкли терпеть боль, снова и снова возвращаясь с того света. Привыкли улыбаться там, где обычные люди ломаются раз и навсегда.

Но это не значит, что они сами никогда не сломаются.

— С богом, — вздохнула сидящая рядом со мной Лин, когда дверь за ребятами закрылась.

— Ты как? — спросил я.

— Такое ощущение, будто гораздо лучше, чем ты. Что происходит, Крейз? Ты после Наказания более живым выглядел, а сейчас — тебя будто из могилы вырыли.

Я содрогнулся, вспомнив кладбище на экране. Или не на экране…

— У-у-у… — протянула Лин. — Пошли.

— Куда? — удивился я.

Лин встала первой и единственной рукой потянула меня за плечо.

— Перекусим. Следуй мудрому правилу, Крейз: стресс надо заедать. Запивать не надо — плохо кончится.

— Да и нечем…

— Да и нечем, — согласилась Лин. — Пошли, обчистим кухню. Наведём шороху среди стаффов. Ты и я!

— Аминь, сестра, — согласился я.

Кухня встретила нас той тишиной, которая возникает внезапно, на полуслове, когда в аудиторию заходит преподаватель.

Стаффы вытянулись по стойке смирно. Те же самые девчонки и пацаны, которых я видел позавчера, сидя здесь с Жастом. Может быть, кто-то из них замёл на совок Жаста и выбросил его в утилизатор… Хотя и вряд ли. Кажется, уборкой занимались другие стаффы. Учитывая сколько их, не удивлюсь, если есть две отдельные должности: держателя совка и заметателя праха.

— Что? — с вызовом спросила Лин. — Если вы вдруг не заметили, завтрак мы пропустили. Мы вместо завтрака подыхали там, — указала она большим пальцем себе за спину.

— К сожалению, Лин, туннельные твари ворвались в кухню, — размеренно сказал китаец с изуродованной рукой.

— И всё сожрали? — огорчилась Лин.

— Растоптали. Уронили и растоптали. Но у нас, разумеется, есть кое-что. Вы знаете, где.

— Отлично, — обрадовалась Лин и опять потащила меня в дальний угол кухни.

Здесь я ещё не был. В глаза бросились вмонтированные в стену шкафчики — четыре металлические дверцы в ряд.

— Видишь, да? — указала на них Лин. — Три раза в день там появляются продукты. Мясо, овощи, мука, макароны. И стаффы готовят из этих продуктов. О нас заботятся, мы получаем сбалансированное питание. Сегодня на обед должна быть рыба, например.

— Откуда появляется? — спросил я.

Лин нырнула под стол и вытащила оттуда пластиковый ящик.

— Что значит, «откуда»? Оттуда же, откуда течёт вода в душевых. Или откуда берутся батончики, новая форма и новая зубная щётка в шкафчике. Оттуда же, откуда вылезают в неограниченных количествах эти выродки тоннельные. Знаешь, Крейз, ты только никому не рассказывай, но у меня есть теория, откуда это всё.

— Да?

Я подошёл к Лин. Она поставила ящик на стол, сняла с него крышку. Внутри оказались завёрнутые в плёнку бутерброды — хлеб уже размок от майонеза. Множество бутербродов.

— Я думаю, что всё это приносит Дед Мороз.

Я не удержался — заржал.

— И ничего смешного, — одёрнула меня Лин. — Можешь считать меня совершенно сдвинутой, но я в детстве до истерики его боялась.

— Деда Мороза?! — не поверил я.

— Ага. Кажется, папа с мамой чего-то напутали и подали мне сказку не под тем углом. Я отчётливо поняла одну вещь: есть какое-то магическое существо, которое раз в год пробирается к нам в дом незамеченным и оставляет подарки. Но что если оно вдруг захочет убить нас? Или ограбить? Кто вообще может ему помешать? Кто сказал, что ему всегда будет хотеться быть добряком, дарящим подарки?

— Лин.

— Да?

— Ты совершенно сдвинутая.

— Знаю, Крейз. Вот. Пополни запас калорий на всякий случай. Вполне возможно, сегодня ночью они тебе пригодятся. — Она протянула мне бутерброд. — Есть основания полагать, что сегодня будут новички. Много мест освободилось.

— А это проблема? — спросил я, взяв бутерброд. — Ну, новички?

— В таком количестве — ещё какая. Ну, я к тому, что успокоить одного паникёра не проблема, а когда их сотня… Слушай, тебе бы одежду раздобыть. Хочешь, я поспрашиваю, у кого из погибших остался целый комплект?

— Лин, ты совсем?!

— Что, Крейз? Это нормально. Жизнь продолжается. — Лин сорвала плёнку с бутерброда, откусила половину и добавила невнятно, с набитым ртом: — Здесь или не выходить из траура вообще, или привыкать быть циничной мразью. Выбирай. Я уже бывала в вечном трауре. Спасибо огромное, больше неохота.

Я тоже взял бутерброд. Странное ощущение. С одной стороны — есть охота до умопомрачения, а с другой — кусок в горло не лезет, хоть ты тресни. Кажется, если проглочу хоть немного — тут же вырвет.

— Лин, а здесь есть химики или биологи? — спросил я.

— Были, — кивнула она. — А что?

— Что они говорили о том, с какой скоростью разлагаются тела?

— Бред собачий. Так и говорили. Разложение — это процесс поедания плоти бактериями. Если здесь водятся такие бактерии — они бы, наверное, заживо нас жрали. Не говоря о том, что еда разлагалась бы за минуты.

— Вот и я о том же думаю…

— Да все об этом думали, Крейз. А распределение силы «обтяжкой»? А регенерация? А эти буквы, которые мы видим? «Здравствуй, друг!» — передразнила она. — С точки зрения науки, мы живём в какой-то хренотени, которую объяснить невозможно.

— Бутерброды, хлеб, — продолжал я рассуждать. — Мясо, рыба… Всё то, что едим мы, люди. Надо понимать, пауки получают паучью еду.

Страшно даже представить, что там за еда. Учитывая то, что они сразу же и безошибочно распознали еду в нас с Алеф…

— Не будет никакого ответа. — Лин подошла к раковине, открыла кран и по-простецки опустив голову, напилась, ловя струю губами. — По крайней мере, пока мы находимся на первом уровне. Слыхал? Чтобы оценить систему, нужно выйти за её пределы.

— Я не хочу её оценивать. Я хочу понять.

— Ну-у-у… — Лин вытерла губы тыльной стороной ладони. — Вот представь себе учёного, который построил муравейник и запустил туда муравья. И раз в день, в одно и то же время, запускает в муравейник пару термитов. Что может понять муравей? Только то, что каждый день в двенадцать часов ему нужно сражаться за свою жизнь. А учёный… Даже если муравей его увидит — он не осознает, что это такое. Просто обделается от ужаса. В то время как учёный будет думать о том, что нужно сделать взнос по автокредиту и трахнуть лаборантку, пока жена в отпуске.