Я заорал. Повернулся и увидел перед собой фасеточные глаза другого паука. Он каким-то образом акробатически извернулся и загнал мне в бок жало. Жало, выдвигающееся из брюшка, как у осы.

Пальцы не успели сжаться вокруг невидимой рукоятки топора. Я замер в неудобной позе с поднятой рукой и больше не мог пошевелиться, не мог даже говорить. Даже моргать.

Паук сдёрнул меня со спины собрата, и мир замельтешил перед остановившимися глазами. Я больше ничего не чувствовал — ни боли, ни неудобства. Но понял, что и меня, как Алеф, пеленают в плотный паутинный кокон.

Чёрт! Дерьмо! Дерьмовей и быть не может!

Ещё один скачок вселенной перед глазами — и я на спине паука.

Удачно угодил. По крайней мере, в том смысле, что мог смотреть в ту же сторону, в какую направлена голова паука.

Битва закончилась. Пол в комнате был усеян останками жуков, залит зелёной жижей, которая пахла так, будто в кабинете химии кто-то взорвал гранату.

Пауки все остались живы. Они собрались кружком и о чём-то заговорили. Да, они реально разговаривали! В основном речь состояла из пощёлкиваний и потрескиваний, но некоторые — самые эмоциональные, наверное — издавали уже знакомые мяукающие звуки.

Особенно возмущался тот, что нёс на себе Алеф. Мой паук молчал, лишь иногда пощёлкивал.

Потом они, выстроившись неким порядком, вышли из комнаты один за другим. Мы с Алеф на миг успели встретиться взглядами. В её глазах плескались океаны ужаса. Что ж, утешить мне её было нечем. Да и возможности физической — не было.

Пауки куда-то тащили нас, они бежали по коридору гораздо быстрее, чем смогли бы мы. Двое — мой и Алеф — бежали по полу, двое — рядом, по стенам, а ещё один — сверху. Я всё думал, как бы он не упал на меня или Алеф.

И когда на ближайшей развилке процессия остановилась, когда один из пауков, что-то щёлкнув, плюнул паутиной на стену, я вдруг осознал, что меня больше всего потрясло в текущей ситуации.

Пауков было пятеро.

И они помечали верные повороты так же, как это делали мы.

В текущей ситуации — покачиваясь на спине паука-переростка — я всё же находил повод для радости. Например, у меня не парализовало дыхательный аппарат, да и сердце работало исправно. Ну, наверное, работало — я ведь жив, так? И на предсмертный бред всё происходящее не походит совершенно.

Бред был бы более… бредовым.

А всё, что происходило здесь и сейчас, наоборот, на глазах обретало всё больше смысла.

— Крейз? — простонала Алеф. — Ты жив?

Она лежала на спине паука, который шёл первым. Я постоянно видел его двигающиеся лапки — четыре штуки слева. Алеф разглядеть не мог, только иногда попадалась в поле зрения белая паутина её кокона.

Вращать глазами я не мог, ответить ей — тоже. Но ведь должен же я как-то моргать! Иначе глаза пересохнут, и я ослепну. Впрочем, с местными чудесами медицины я, наверное, смогу оправиться и после такого. Если будет чему оправляться, конечно.

Изо всех сил пытаясь моргнуть, я думал. Казалось очень важным заставлять мозг работать, как будто бы без работы он тоже застынет в параличе, и тогда я уж точно буду официально мёртвым.

Зачем пауки спеленали нас и тащат с собой живыми? Ну-у-у, есть несколько вариантов. Например, они поняли, что из-за языкового барьера договориться мы не сумеем, и решили нас куда-то оттащить, чтобы показать нам что-то, что мы просто обязаны увидеть.

Или даже лучше: они поняли, что мы сверху, и решили нас туда отнести, а связали и парализовали, чтоб мы не паниковали и не мешались.

Прекрасные варианты. А вот третий, для тех, кто уже не верит в существование Деда Мороза. Меня и Алеф взяли с собой в качестве «консервов». Кажется, я смотрел какую-то документалку о пауках, которые парализуют своих жертв и хранят, пока не захочется сожрать.

— Крейз, они съедят нас! — прохныкала Алеф, из чего я заключил, что её мысли идут примерно по такому же маршруту. — Сделай что-нибудь!

Нормально. Я — сделай что-нибудь. Ты хотя бы не парализованная. Вот и делала бы.

Пауки свернули влево, и у меня перед глазами что-то мелькнуло. Что-то большое, шумное, пищащее, трепещущее.

И — одно.

Пауки бросились на это в атаку, и в туннеле закипела битва, которой я не мог даже увидеть толком. Слышал лишь звуки ожесточённой схватки, в которой громче всего надрывался паучий враг.

Глаза уже начали подсыхать, так что я видел всё как сквозь пелену. И вдруг стало вообще темно.

Что это? Всё, хана глазам? Как-то быстро. И очень не вовремя. Успеть бы хоть освободиться и сбежать от пауков, а потом… Хотя как я слепым отсюда выберусь? Зрячим-то не сумел.

И вдруг до меня дошло, что это просто опустились веки. Вот оно что! Мои усилия увенчались успехом. Видимо, яда мне вкололи не так уж много, и он уже прекращал своё действие.

Я перенаправил усилие, и глаза открылись.

— А-ы-ы, — вырвалось изо рта.

Наверное даже не будь я парализованным — ничего более вразумительного бы не сказал, разглядев, с кем сражаются пауки.

— Птица! — выкрикнула Алеф.

И она была на сто процентов права.

В туннеле каким-то образом оказалась здоровенная птица, ростом выше паука раза в четыре. Летать она тут не могла — она бы даже крылья расправить не сумела полностью, помешали бы стены. Зато птица грамотно использовала клюв и когти. Да и крыльями била пауков так, что любо-дорого.

Ну и кому мне пожелать удачи? Пауки нас хотя бы оставили на чёрный день. А вот птица, скорее всего, склюёт, не задумываясь.

Пауки пытались её жалить. Птица отталкивала от себя их брюшки когтями — знала, что паучье жало лучше до более мягких частей не допускать.

Паук, который нёс Алеф, бросился в самоубийственную атаку и отвлёк на себя внимание птицы. Она застучала по нему клювом, послышался визг Алеф, и у меня дёрнулась голова.

Паралич спадал. Это хорошо.

Птица может убить Алеф — это плохо.

Но даже полностью победив паралич, мне нужно будет ещё и разорвать чёртов кокон, а он жёсткий, как чёрт знает что.

С потолка, в воздухе перевернувшись, на голову птице рухнул паук, и его жало вонзилось ей в затылок.

Птица заметалась, отчаянно закричала, но крик быстро превратился в маловразумительный клёкот. Здоровенное туловище замерло и вдруг рухнуло под паучьи лапки. Рядом с ним, поджав ножки, упал паук Алеф. Она вскрикнула — видимо, падение вышло болезненным.

Пауки набросились на тушу. Послышались отвратительные звуки рвущейся плоти. Я закрыл глаза. Смотреть на эту омерзительную трапезу никакой охоты не было.

А веки работали всё лучше и лучше.

— А, — сказал я и, собравшись с силами: — А… е…

— Крейз! — обрадовалась Алеф. — Ты жив?

— А.

— Надо выбираться отсюда.

Да уж, надо… Я — только за.

Звуки, которые я слышал, по-прежнему были отвратительными, но я заставил себя подумать о них с благодарностью. Ведь если сейчас пауки нажрутся, значит, у них не будет резона убивать нас сразу. Мы выиграем ещё несколько часов жизни.

Я почувствовал, как у меня дёрнулась щека. Да, паралич спадал. И возвращались неприятные ощущения. Болело примерно всё.

Вряд ли основная часть этой боли была из-за пережитых баталий. Мышцы вопили в агонии, скорее всего, из-за того же яда.

А что — разумно. Сначала жертва парализована, а потом всё равно не может никуда убежать. Я бы в восхищении поаплодировал, да руки к туловищу привязаны.

Я открыл глаза, когда «мой» паук развернулся.

Трапеза закончилась. Четверо пауков смотрели на труп пятого и опять что-то обсуждали. Я сумел-таки повернуть голову и встретился взглядом с Алеф. Судя по выражению лица, у неё в этот миг гора с плеч свалилась.

— Ал, — сказал я.

Видимо, пауки общались на какой-то исключительно своей звуковой волне, на наши разговоры они внимания не обращали. Их щёлкающе-повизгивающая дискуссия становилась всё оживлённее.

— Что? — нахмурилась Алеф. — Что ты сказал?