Образованный человек своего времени, талантливый поэт, вынужденный поочередно воспевать сменявших друг друга мелких правителей-временщиков, Амир Фахроддин Махмуд Ибн Ямин покинул дворец и перешел на сторону народа. Он стал певцом сарбедарских повстанцев, боровшихся в Хорасане против феодального гнета Хулагидов.

Излюбленной формой поэзии Ибн Ямина была кыта — короткий философско-публицистический фрагмент.

В своих стихах Ибн Ямин воспевал идеал независимой, борющейся личности.

Призывая к внутренней раскрепощенности духа и чистоте совести, Ибн Ямин противопоставлял свои взгляды на жизнь ханжеству представителей религии и суфизма.

Поклонник рационализма Ибн Сины и гуманизма Саади, Ибн Ямин воскрешал и древнеиранскую традицию, когда говорил: «В тебе живут и дэв и ангел; убей внутри себя дэва и превзойди ангела!»

Хекмат А. Р. Рассказ о персидском поэте. Жизнь и творчество Ибн Йомина. — М.: Наука, 1965,- 96 с.

Брагинский И. Совершенство // Брагинский И. 12 миниатюр. — М., 1976,— С. 223–268.

Абу-л-Хасан Али ибн Джулуг из Сеистана, избравший себе псевдоним Фаррохи («предвещающий успех»), — придворный поэт правителей газневидской династии. Как и о большинстве поэтов того времени, о Фаррохи известно крайне мало.

По сообщаемым старыми источниками сведениям, отец Фаррохи был чиновником при дворе сеистанского правителя. Будущий поэт получил хорошее образование еще в молодости и достиг виртуозности в игре на музыкальных инструментах и в пении.

Наиболее полный диван Фаррохи состоит из двухсот тринадцати касыд, двадцати восьми газелей, трех тарджибандов (вид лирического стихотворения), тридцати трех рубаи и четырех кыта — всего из двухсот восьмидесяти одного стихотворения.

Хотя в этот диван вошли основные произведения поэта, едва ли можно думать, что это полное собрание его стихов.

Ведущим жанром в творчестве Фаррохи является касыда. Персидские историки литературы любят сравнивать Фаррохи с царем арабской касыды — знаменитым аль-Мутанабби.

В поэзии Фаррохи в полной мере сказался музыкальный талант. Стихи его удивительно звучны и чувствуется стремление автора максимально использовать мелодические богатства языка.

Стихотворения // Антология таджикской поэзии. — М., 1957,— С. 219–243.

Четверостишия / Пер. В. Державина // Избранные четверостишия персидско-таджикских поэтов-классиков. — Душанбе, 1965. — С. 29–32.

Бертельс Е. Э. Фаррухи // Бертельс Е. Э. История персидско-таджикской литературы. — М., 1960. — С. 335–351.

Поэтический гений Хафиза (настоящее имя Шамседдин Мохаммед) завоевал всеобщее признание не только в персидской, но и в мировой литературе. Дань восхищения воадал ему А. С. Пушкин в своем стихотворении «Из Гафиза». Стихи его переводил А. Фет.

Знакомство с творчеством Хафиза произвело сильное впечатление на Гёте, вдохновившее его на составление знаменитого «Западно-Восточного дивана». В Иране и Таджикистане стихи Хафиза уже давно распеваются, причем певцы часто не подозревают, кто является творцом этих песен. Наивысшее выражение оценки, данной его творчеству, состоит в том, что народ увековечил поэта, превратив его литературный псевдоним «Хафиз» в нарицательное имя, означающее «народный певец». В чем тайна такого всеобщего признания творчества иранского поэта-лирика?

Почти все поэтическое наследие Хафиза составляют стихи, которые в соответствии с принятой европейской терминологией можно условно назвать интимно-лирическими. Поэтому основной жанровой формой стихов Хафиза является газель — чисто персидская стихотворная форма, возникшая еще в X в. и насчитывающая не более двенадцати двустиший (бейтов) с единой рифмой (монорифмой). Наибольшее сходство газель имеет с сонетом. У Хафиза, как и у большинства авторов газелей, отсутствует обычно единая сюжетная линия. На самом же деле газель едина не только своим формальным построением, но и своеобразным внутренним смысловым звучанием, интонацией передаваемого настроения. В газелях Хафиза уже творчески осознан и последовательно применен тог метод раскрытия душевного состояния героя, который европейская литература впервые стала использовать лишь в XX в. В этой психологической близости Хафиза современному читательскому восприятию, быть может, кроется одна из причин его нынешней огромной популярности во многих странах мира.

Хафиз родился в Ширазе, как полагают, в самом начале XIV в., умер в 1389 г. Всю свою жизнь он прожил в родном Ширазе и, кажется, никогда не покидал его.

Выбранный им псевдоним «Хафиз» означает «запоминающий наизусть». Эго было почетное прозвище, которое давалось профессиональным чтецам, умевшим читать Коран наизусть. Хафиз, несмотря на жизнь, с детства полную лишений, страстно тянулся к знаниям, посещал мактаб, где наряду с религиозными дисциплинами учили и поэзии. О дальнейшей жизни Хафиза очень мало достоверных сведений. Хафиз был при жизни признан величайшим мастером газели. И до сего времени на родине поэта в Иране его стихи пользуются любовью как высокообразованного интеллигента, так и полуграмотного крестьянина.

Лирический герой Хафиза — бесстрашный вольнодумец, не боящийся бросить вызов ханжеству и лицемерию правителей и святых отцов, певец чистых, возвышенных чувств. Он любит жизнь, ее радости, прославляет вино, веселье и женщин. Самый факт составления газелей, воспевающих человеческие страсти, а не царей и вельмож, является своеобразной формой протеста поэта против господствующего уклада. Содержание подобных газелей, их гуманистическая направленность, были вызовом мертвящим догмам ислама и мистической самоотрешенности суфизма. Уже не говоря о прямых выпадах против духовенства, даже самый культ вина прямо противостоял исламскому запрету пить вино, любовь плотская противоречила ортодоксальной проповеди поклонения царю небесному, а служение возлюбленной прямо противопоставлялось служению царю земному. Газель Хафиза была своеобразным манифестом вольности, причудливым призывом к мятежу, бунту.

Газели / Пер. К. Липскерова, С. Липкина, И. Сельвинского, Т. Спендиаровой, В. Державина, А. Кочеткова, Дунаевского; Рубаи / Пер. В.Державина // Ирано-таджикская поэзия, — М., 1974. — С. 353–387.

Лирика / Пер. с фарси. — М.: Гослитиздат, 1963.— 222 с.

Пятьдесят газелей. — Сгалинабад: Таджикгосиздат, 1955.— 134 с.

Брагинский И. С. Раскрепощенные строки. Несколько штрихов к портрету Хафиза // Хафиз. Пятьдесят газелей, — Сталинабад, 1955.— С. 7—53.

Брагинский И. Совершенство // Брагинский И. 12 миниатюр. — М., 1976,— С. 223–268.

Broms Htnri. Two studies in the relations of Hafiz and the West. — Helsinki, 1968.— 114 p.

Rosenzweig — Schwannau V. von. Der Divan des grossen lyrischen Dichters — Halls im persischen Original hisg.: In 3 vol. — Wien, 1858–1864.

Сборник литературно обработанных народных сказок, восходящих к глубокой древности. Редактор-составитель этой книги на персидском языке Зия ад-Дин Нахшаби (ум. в 1350 г.) происходил родом из Средней Азии, но жил в Индии.

«Книга попугая» Нахшаби получила большую известность на Востоке: она многократно переводилась на различные восточные языки и подвергалась дальнейшим переделкам на персидском языке, а в самой Индии широко распространилась в обработках на нескольких новоиндийских языках и наречиях.

В XVII в. «Книга попугая» Нахшаби была в сюжетном и стилистическом отношении переработана и сокращена с 52 до 35 глав Мохаммадом Кадири. «Тути-наме» Мохаммада Кадири была переведена на афганский, индийский языки, а из европейских — на английский, немецкий, французский и русский. Версия этого произведения и поныне широко распространена в Иране в качестве народного произведения под названием «Сорок попугаев». Сюжет произведения сводится к следующему: некий богатый купец по имени Маймун уезжает в длительное путешествие, оставив молодую красивую жену на попечение говорящего попугая. В его отсутствие жена влюбляется и готова изменить мужу. Однако хитроумный попугай, ловко играя на любопытстве Худжасты — героини повествования, заставляет ее каждую ночь слушать его сказки. Женщина легко запутывается в сетях коварного попугая, не замечает его льстивых насмешек, не понимает советов и изречений житейской мудрости. Настроение ее меняется с каждым днем: то она тоскует о Маймуне, то стремится к принцу, то впадает в мрачное отчаяние, то полна радостных надежд. Сегодня она твердо намерена идти к возлюбленному, завтра — хочет остаться верной мужу, послезавтра — отказаться от обоих. Преследуя свои цели, попугай ловко обманывает и в конце концов не только не пытается выгородить свою госпожу перед мужем, как много раз клятвенно обещал ей, но даже предательски выдает ее, стремясь выслужиться перед хозяином. Маймун убивает Худжасту за еще не состоявшуюся измену.