– Кофе, правда, остывший, но вам, думаю, именно такой и нужен. – Анна пыталась говорить спокойно, и, похоже, ей это удалось.

Искрящиеся капли пота стекали по их лицам, и в глазах читалась растерянность.

– Убить? – предложил один из дуэлянтов.

– А может, и правда, глотнем по чашечке? – отозвался другой.

– А вдруг отрава…

– Уйдем от греха подальше…

Они подняли острия клинков и по стеночкам, боком, двинулись прочь, вскоре скрывшись за углом. Едва они исчезли из виду, до нее снова донесся звон металла и тяжелое дыхание. Когда всё стихло, в коридоре вспыхнул верхний свет.

Прямо на нее шел мерзкий косматый низкорослый старикашка с кошачьим взглядом. Из копны седых волос и длинной, до пупа, всклокоченной бороды торчал только нос, над которым светились два нечеловечески огромных зеленых глаза. Длинная зеленая хламида волочилась по полу, узловатая рука сжимала простой деревянный посох. Он казался еще менее реальным, чем светящиеся в темноте дуэлянты, но чувствовалось, что мимо него просто так не пройти.

– Здравствуйте, чудовище! – громко воскликнула принцесса, надеясь таким образом смутить этого странного старика.

Его седые брови вздернулись вверх, он вдруг захохотал, обнажив неожиданно ровные белые зубы.

– Здравствуй, красавица, – ответил он сквозь смех и попытался дотянуться ладонью до ее плеча, но принцесса поспешно отступила на пару шагов. – Только не думай, что ты успела меня чем-то удивить. Пока всё, что ты делаешь, абсолютно предсказуемо.

– Я вовсе не пытаюсь никого удивить, – вполне искренне ответила Анна, – я всего лишь хочу, чтобы все от меня отвязались.

– Желание вполне естественное, но совершенно невыполнимое, – отозвался старикашка, – по крайней мере, сейчас. Кстати, позволь представиться – Чатул Мау, твой учитель.

– Я… Мне… Мне не нужен никакой учитель! – От того, что ей придется постоянно общаться с этим странным существом, принцессе стало не по себе.

– Конечно, сейчас тебе кажется, что тебя окружают враги, и все, с кем тебе приходится встречаться, вызывают у тебя раздражение, неприятие и страх.

– Я ничего не боюсь! – поспешно, слишком поспешно заявила Анна.

– Не смеши меня. Ты боишься, но в этом нет ничего зазорного. Все чего-нибудь боятся, даже те, что обладают исключительным мужеством и бесстрашием. Но ты при этом прекрасно держишься. Но я тебе скажу, чего тебе действительно стоит бояться: собственного невежества и неумения сделать правильный выбор. Я научу тебя чувствовать настоящую опасность, ходить по лезвию ножа, не поранив нежных пяточек. Ты просто не представляешь себе того, что тебе предстоит, но скоро, очень скоро ты поймешь, что здесь у тебя есть только один друг… Ну, пусть не друг, а просто доброжелатель – это я и никто другой.

– Почему я должна тебе верить?

– О нет! Ты ничего никому не должна. Чувство долга – самый скверный советчик. Оно может привести к самым нелепым и противоестественным решениям и поступкам. Есть только два достойных мотива для действия – целесообразность и нравственный ориентир, избранный исключительно добровольно, не имеющий ничего общего с чувством долга.

– Не грузи меня, старик… – Фразочка, подслушанная однажды от дочери одной из кухарок, показалась ей весьма кстати.

– Не пристало принцессе так изъясняться.

– Отстань от меня!

– Это можно. Но учти – без меня, без моей помощи ты обречена. Без меня у тебя не больше шансов выжить, чем у тех дуэлянтов, от которых ты так ловко избавилась.

– А кто они такие? – поинтересовалась принцесса.

– Пара невежд, которые думают, что ловкость, агрессивность и уверенность в себе открывает любые двери. Один из них намерен пройти Лабиринт, а другой мнит себя Учителем. Впрочем, мотивы Лабиринта непредсказуемы, и порой он дает послабление наивным неумехам. Но всякий, кто делает ставку на жалость, на «счастливую звезду», на ловкость или расчет, многократно сокращает свои шансы.

– И чему же ты собираешься меня учить?

– Начнем с того, что я просто загружу в твой маленький мозг массу полезной информации – о боевых искусствах и природных катаклизмах, о дипломатии и дворцовых интригах, об устройстве вселенной и психологии бестелесных сущностей, о вере, которая превращает иллюзию в реальность, о разумном скептицизме, который помогает избежать непродуманных поступков. Всё это пригодится тебе и после прохождения Лабиринта – чтобы обустроить свой мир. Если, конечно, ты сможешь избежать смерти и получить свою награду. Так что извини, Высочество, но грузить придется. Причем ты не должна сопротивляться, иначе необходимая информация не усвоится или будет искажена до неузнаваемости.

– Это больно?

– Это не больно, но довольно мучительно… Но ты справишься.

– Учитель…

– Вот так ко мне и обращайся.

– Учитель… Кто ты, Учитель? Ты не похож на человека.

– Надеюсь, что ты сама поймешь. Когда будешь знать больше.

– Зачем такие сложности?

– Всякое знание должно прийти своевременно и лечь в готовую почву.

– Мне кажется, я уже готова ко всему.

– Это тебе только кажется.

В переходном шлюзе его обменяли на толстую пачку переводных талеров, причем тысячными купюрами. Капитан, засовывая ее за пазуху, вполголоса пробормотал, слегка наклонившись к уху пленника:

– Ты это… Не думай, что так дешево. Это только мне премия, и с братвой поделиться надо… А на самом деле там о-го-го какие деньжищи. – Он подтолкнул Матвея навстречу двум бойцам в странной лоснящейся атласными переливами синей униформе и чешуйчатых бронежилетах с золотым напылением. Оба были вооружены тяжелыми ручными лучеметами, причем один держал свою «пушку» наизготовку, а у другого она висела на ремне за спиной, но, видимо, исключительно потому, что руки у него были заняты – он, широко, открыто, по-дружески улыбаясь, отстегивал от пояса наручники. Оружие, которое имели при себе конвоиры, было здесь совершенно бесполезно, поскольку даже на минимальной мощности пробивало насквозь любую броню, а обшивку шлюза разнесло бы в клочья. Впрочем, несмотря на нелепость формы и неуместность вооружения, они проявили завидную сноровку – первый упер ему ствол под ребра, а второй стремительным неуловимым движением защелкнул один «браслет» на запястье Матвея, а другой пристегнул к своему.

Было совершенно непонятно, к чему такие предосторожности… Бежать здесь некуда, помощи здесь тоже ждать не приходится. Правда, корабль, на который его перевели, был, похоже, немаленький, судя по тому, как долго ползет вверх грузовой лифт. Круизный лайнер или крейсер – не меньше. Значит, если обезвредить конвоиров, то теоретически есть, где спрятаться. И то вряд ли – наверняка всё утыкано датчиками движения и камерами слежения. За бесшумно отворившимися створками двери лифта была полная темнота. Конвоиры буквально втолкнули его в этот непроглядный мрак, провели несколько шагов и усадили в невидимое кресло, не забыв пристегнуть обе руки к подлокотникам. Они, вероятно, остались стоять за спиной, поскольку шагов больше не было слышно, и даже казалось, что они перестали дышать. Что ж, пусть стоят, пусть не дышат – может, задохнутся от усердия… Похоже, те, к кому его привели, не торопились на встречу со своим пленником. Дела-дела… У больших людей – большие дела, у маленьких – делишки. Что ж, сидеть в темноте и ждать неведомо кого – тоже дело ничем не хуже других. А может быть, они уже давно здесь, сидят себе во мраке и пялятся на него сквозь приборы ночного видения? Но это вряд ли. Нет там никого. Пустая темная комната, где жарковато, довольно душно, да и подванивает какой-то гнильцой. Явно не то место, где собираются важные персоны, так что, судя по всему, дознание будет вести какая-то шестерка, мелкий клерк из тех, что слюной истекают от усердия, поскольку, кроме усердия, нет у них ничего – ни ума, ни таланта, ни личного мужества… Впрочем – какая разница… Пока жив, есть возможность на что-то надеяться, к чему-то стремиться, чего-то ждать. И кто знает, куда заведет этот нежданный поворот судьбы. По крайней мере, прежняя жизнь оставляла только два возможных исхода – гибель при исполнении долга или долгую, спокойную, размеренную и никчемную жизнь в отставке. Того ли ты, командор, вообще хотел от жизни? Разве стоит выеденного яйца то, на что было нацелено всё твое существование? Будешь ли ты счастлив тем, что однажды все оставят тебя в покое? Может быть, всё-таки стоит рассматривать то, что произошло, не как трагедию или просто неприятность, не как повод для смертельной обиды на весь мир, а как шанс, тот самый, единственный и неповторимый, который судьба дарит редкому счастливчику. Можно до бесконечности оглядываться назад – на все трудности, опасности, испытания, радость побед, горечь поражений – но есть ли в этом смысл? Нет – оглянуться, конечно, стоит. Но лишь затем, чтобы в полной мере осознать, насколько ничтожны и мелки были страхи и желания прошлых лет. Как говорил Марк Аврелий – он был императором, а значит, знал, что сказать, – важна не ситуация, выпадающая на нашу долю, какой бы сложной она ни казалась, а наша способность достойно реагировать на нее. Сама ситуация по сути своей ни хороша, ни плоха. Какой она окажется в итоге, в конце концов, зависит от того, какие уроки мы из нее извлечем и какой толчок в будущее она нам даст…