Куда важнее то, что, судя по записям в дневнике, первый урок четвёртой четверти состоялся для меня не первого апреля, а только с понедельника следующей учебной недели, то есть я успел проучиться всего-то пять дней. Что стало причиной задержки — то ли я простудился на каникулах, то ли родители, занятые хлопотами с переездом, не успели вовремя оформить бумаги на новом месте учёбы — сейчас значения не имеет. Я и собственной памятью неплохо помнил, как осваивался в новом коллективе — это заняло немало времени, и по-настоящему своим я почувствовал себя только в начале следующего учебного года, уже в девятом классе. К тому же, предстоят переводные экзамены на которых ко мне, как к новичку, отнеслись весьма снисходительно. И это тоже важно — до экзаменов меньше полутора месяцев, и готовиться к ним придётся всерьёз. Как и в большинстве московских школ, на новом месте девятые классы будут образованы из урезанных слитых восьмых, а те, кто не сумеет вытянуть по итогу экзаменов и годовых оценок нужного балла, отправятся продолжать образование в ПТУ и техникумах. А значит, придётся поднажать, особенно, по русскому устному и геометрии, поскольку все эти правила, склонения и доказательства теорем давным-давно вылетели у меня из головы…

Ладно, будем разбираться с трудностями по мере их поступления. Например — в котором часу надо вставать? Память упорно подсказывала, что уроки в школе начинаются в половину девятого и идти тут быстрым шагом никак не больше десяти минут, но мне же ещё с собакой гулять! Так что я поставил будильник на половину седьмого, и тут сообразил, что стоит поинтересоваться, какие уроки предстоят завтра. Так… где тут у нас дневник? Ага, химия, труд, история, русский — и по всем предметам, кроме труда, имеются домашние задания, аккуратно записанные на соответствующих строчках дневника. Открыть учебники, пролистать для успокоения совести? Глаза уже слипались, и я махнул на учёбу рукой: ничего, как-нибудь выкручусь. И вообще, как-то всё получается странно. Как-то не по законам жанра, что ли? Вот кто я такой? Ясно же: попаданец, потенциальный прогрессор, и уж во всяком случае, носитель послезнания, ценнейшей опережающей информации. И логично представить, что все мои мысли будут именно об этом: как использовать всё это богатство на благо человечества, страны, да хоть себя, любимого!

Но — ничего подобного не происходит, и я забиваю голову отнюдь не построением грандиозных планов, а какой-то повседневной ерундой. Вон, даже телевизор вечером не стал включать, а ведь логично было бы хотя бы послушать новости… Впрочем, с этим я, пожалуй, опоздал — советское телевещание не знает круглосуточных новостных каналов, а информационная программа «Время» идёт, если я не ошибаюсь, с двадцати одного до двадцати одного — тридцати, после чего следует ежевечерний художественный фильм, который я тоже успел пропустить. Ну хорошо, бог с ним, с телевизором — можно послушать радио, в гостиной стоит большой, красивый приёмник с длинной антенной; можно, в конце концов,просмотреть газеты… или нельзя? Интересно, я ходил сегодня утром к почтовому ящику, или не подумал об этом (обычно, газеты по утрам забирает отец, и домой они попадают только вечером, когда он возвращается с работы), и ящик и стоит, набитый битком? Ну, хорошо, можно полистать и вчерашние, в моём положении тоже польза…

Ладно, хватит уже самоиронии, как, впрочем, и жалости к самому себе — так, и правда, недалеко до когнитивного расстройства. Или какой-нибудь ещё гадости, про которую редко пишут авторы попаданческих романов. Попала собака в колесо — пищи, а беги, а все прочие вопросы и сомнения мы с негодованием отметём. Как неорганизованные.

Это умозаключение и стало последним на сегодня — едва прикоснувшись к подушке, я провалился в чёрную, без сновидений, пустоту.

— Здравствуйте, ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку!

К тому моменту, как раздались эти слова, я уже успел переделать массу всего. Вскочил под заливистое дребезжание будильника (удивительно, но этот звук не вызвал у меня приступа острой ненависти, как это неизменно случалось в более поздние годы!), принял наскоро душ, вывел погулять Бритьку — всего четверть часа, только дела свои сделать, некогда! — и покидал в сумку всё, что полагалось взять в школу. По-хорошему, следовало сделать это ещё вчера вечером, но… сами понимаете. В общем, когда из приткнувшейся на кухонном столе радиоточки, что, памятный с детства звук горна, мы на пару приканчивали завтрак, и я прикидывал, стоит ли заморачиваться и варить кофе. Дело в том, что растворимого я на полках не нашёл, а жареный требовалось ещё помолоть, да и турки я не смог обнаружить — похоже, родители пользовались вместо неё маленькой алюминиевой кастрюлькой с длинной ручкой.Ладно, обойдусь — насколько я помню, в школьные годы я не был приверженцем этого напитка, а значит, организм никак не отзовётся на отсутствие регулярной порции кофеина. Всё же, в такой вот молодости есть свои преимущества — раз уж не успел обрасти дурными привычками, так, может, и начинать не стоит? К тому же, приличный кофе, что зерновой, что растворимый, здесь ещё долго будет в дефиците…

Содержание передачи я пропустил мимо ушей — отложилось лишь то, что почти целиком она была посвящена Дню Космонавтики. Что ж, вполне ожидаемо… Мне, однако, было не до того: глотая завтрак, я судорожно листал учебники химии и русского, в попытке понять, что нам всё же задавали на сегодня. Покончили с этим занятием финальные звуки горна, и торопливо запихал «Химию» в сумку. «Пионерская зорька», начавшаяся в семь-сорок, длилась двадцать минут, сейчас на часах — восемь ровно, пора! Натягиваю форму — кстати, здесь она уже не прежняя, серо-унылая, в которой я начинал учиться, а вполне себе модная, с тёмно-синими приталенными пиджаками, блестящими пуговицами и клеёнчатым красно-жёлтым шевроном в виде раскрытой книжки и солнечного диска, — хватаю портфель и, потрепав на прощание по загривку собаку, выскочил за дверь.

За сорок с лишним лет окрестные дворы подверглись некоторой перепланировке — но в общем, очертания свои сохранили, так что ноги сами несли меня знакомым с детства маршрутом. Вместе со мной в ту же сторону торопилось немало школьников, мальчишек и девчонок, и кто-то приветственно помахал мне портфелем — но я сделал вид, что не заметил, и наддал. Шутки шутками, но сейчас мне предстоит первое в шкуре попаданца серьёзное испытание, так что лучше оказаться на месте пораньше. Так что, озираться по сторонам времени не было, да и смотреть особенно не на что — разве что на автомобили в стиле «ретро», стоящие кое-где во дворах, да разъезжающие по узким внутриквартальным проездам. Это были, по большей части, грузовики — мусоровозы и фургоны с надписями «Хлеб», «Молоко», «Мясо». Один раз попался «ЗиЛ» с плоской цистерной, украшенной надписью «Живая рыба», и я даже припомнил, куда он направляется — к гастроному, выходящему на улицу Крупской, известной всем обитателям этих мест «стекляшке», на втором этаже которой отдел кулинарии. Помнится, там ещё продавались вкуснейшие фруктовые и сливочные желе в пластиковых стаканчиках. Рыбовозка предупредительно бибикнула, я посторонился, пропуская машину мимо себя, и тут в глаза мне бросилась некая странность. На бело-голубой морде, там, где у «ЗиЛа» быть заводскому логотипу, действительно имела место трёхбуквенная аббревиатура — только вот буквы были другие, «ЗиС». И не выдавленные в металле капота — а на хромированном шильдике, замысловато переплетённые, украшенные многолучевой звездой и мелкими буквами «СССР».

Это, блин, что такое? Завод имени друга всех детей переименован в честь Лихачёва еще в пятидесятых, и уж на стотрицатом «Зилке» ничего похожего быть не может по определению. Может, личное творчество водилы, тайного поклонника Иосифа Виссарионовича, раздобывшего где-нибудь этот раритет — ну, как в более поздние времена дальнобойщики, особенно из Закавказья, пристраивали портреты генералиссимуса под лобовое стекло? Я недоумённо проводил грузовик взглядом, и тут меня сильно толкнули в спину — так, что я едва не полетел головой вперёд в осевший под апрельским солнцем и покрытый чёрной коркой, сугроб. Чтобы пришлось, неловко взмахнув руками, пробежаться вперёд в попытке устоять на ногах. Сумка при этом отлетела в сторону, скользнув под стоящий рядом «Москвич».