— Опять будешь уговаривать задержаться? — Дима сложил брюки от рабочего комбинезона и убрал их в сумку, поверх положил блокнот, в котором так и не удосужился вести дневник. Так, вроде ничего не забыл? — Совесть имей, а? Я три с лишним месяца жену не видел! Она у меня, между прочим, в орбитальном отеле работает, а там сплошь иностранцы, туристы. Мало ли что?

— Ну хотя бы немного… — голос Леднёва сделался заискивающим. — Недельку хотя бы! У меня как раз стартует новая программа, аппаратура с Земли прибыла, надо снова датчики вокруг «обруча» устанавливать, а кто это будет делать?

— Вася Гонтарев, кто ж ещё? Он пилот не хуже меня, и «краб» знает до винтика.

Вообще-то, на Землю должен был лететь только один из пилотов буксировщиков — второму придётся ждать, когда с земли прибудет долгожданная смена. Начальник станции, прекрасно зная об этом, не захотел кого-то обижать своим решением, и предложил Диме и Василию самим разбираться с очерёдностью отпусков. Что они и сделали, скинувшись на «камень-ножницы-бумага». Диме повезло — его кулак-камень затупил растопыренные пальцы-ножницы коллеги, оставив таким образом, за ним вожделенное место на «Эндеворе».

— Зато ты лучше всех управляешься с научной аппаратурой. Твой Гонтарев позавчера один датчик манипулятором раздавил — оправдывался потом, мол, не рассчитал, но мне-то с того что за утешение?

Астрофизик сложил руки перед собой ладонями в умоляющем жесте.

— Дим, ну никак без тебя, никак! Новые датчики — экспериментальные, их специально по моему запросу собирали. Случись что, когда ещё другие пришлют, а у меня программа исследований горит синим пламенем! Договорись с Гонтаревым, пусть он отправляется на Землю — а ты вслед за ним через неделю, когда здесь закончим…

— Ну, спасибо, разрешил… — Дима уже понял, что не сможет отказать Леднёву. То есть отказать-то он как раз может, имеет полное право но… не принято так здесь так поступать, не принято, и всё тут! Если твои знания и квалификация необходимы для успеха общего дела — изволь задвинуть личную жизнь в сторону и делать, что должен. А Нина… что ж, ждала столько времени — потерпит ещё чуть-чуть. Не всерьёз же он сказал астрофизику об иностранцах на «Джемини-Хилтон», на самом деле у него и в мыслях не было подозревать что-то эдакое.

Дима вздохнул.

— Ладно, но только на неделю! Вот придёт с Земли лихтер со сменщиками — улечу следующим же рейсом, даже и не заикайся!

— Да я в мыслях не имел… — начал, было обрадованный Леднёв, но Дима не стал его слушать. Запихнул в шкафчик сумку, которую теперь предстояло разбирать, и вышел из каюты. Надо найти Гонтарева, обрадовать его — и пусть Васька проставляется, помнится, хвастался, что приберёг на отвальную банку домашнего крыжовникового, так называемого «изумрудного» варенья. Вот Дима его и откроет, когда законный владелец отправится домой — должна же быть хоть какая-то справедливость?

Я едва доплёлся до душа и из последних сил заполз под жёсткие, почти нестерпимо-горячие струи воды — и тут же ледяные, хлещущие, словно розгами, от которых кожа покрывается мелкими пупырышками, а мужское хозяйство съёживается до размеров и текстуры грецких орехов, причём лишённых скорлупы. Мышцы, всё тело, ноют, как один огромный ушиб. Полчаса с инструктором на тренировочной площадке (словечко «татами» здесь не в ходу, хотя это именно оно и есть) — и вот результат… право же, я был о себе более высокого мнения! Стиль, в котором мы с ним работали, определить достаточно трудно; больше всего это похоже на то, что у нас называли «бои без привил», когда в ход идёт все — руки, ноги, болевые захваты и очень, очень жёсткие броски. Для меня это всё вылилось в обычное избиение, в котором мой визави, похоже, поставил себе две задачи: первое — это не сломать мне что-нибудь ненароком, и второе — определить пределы моей выносливости… даже не выносливости, а готовности терпеть боль. Садист он, вот что — штатный, хорошо оплачиваемый садист, и больше ничего…

Впрочем, судить мне трудно — в «той, другой» жизни, я если и занимался боевыми искусствами, то лишь фехтованием, да и то, историческим, ну и немножко ещё ножевым боем. Удивительно, но в новой реальности этот опыт пригодился: насколько мне известно, изобретённый мной «абордаж в невесомости» набирает популярность на орбитальных станциях, и даже пошли разговоры о проведении чемпионата.

Команд-участниц будто бы планируется четыре: с «Гагарина», «Звезды Кэц», сборная орбитальных верфей и группа одиночек-энтузиастов, по большей части, «космических туристов», которым пришёлся по душе новый вид спорта. Будто бы специально для чемпионата заказали в Штатах «мечи» из флуоресцирующего вспененного пластика — оказывается, там уже вовсю их выпускают! И спонсорами этого заказа, как и финала чемпионата, который намечено провести в «Джемини-Хилтон», выступает — ни за что не догадаетесь, кто! — «Лукас Фильм» в рамках рекламной кампании «Звёздных войн». По слухам, старина Джордж вовсю лоббирует своё название для нового вида спорта, «сайберфайтинг». Три раза «ха!» — помнится, в «той, другой» жизни так именовались развлечения наших доморощенных джедаев, лупивших друг друга сначала обмотанными кислотно-яркой цветной плёнкой бокенами, а потом и специально закупленными в Китае «лайтсайберами».

Что ж, если этот чемпионат и правда, состоится — надо выкроить время и посетить. А что, имею право, как родоначальник и основатель…

…Но как же плечи болят — по ним инструктор лупил особенно нещадно, и кулаками и ногами, в каких-то особенно высоких и безжалостных махах. Вот зачем всё это, скажите, будущему космодесантнику — от олгой-хорхоев пятками отмахиваться? Так их ещё найти нужно… Нет, я понимаю — развитие реакции, поведение в экстремальной ситуации, то-сё… спасибо, хоть полигон со всякими там водопадами, сливными трубами и автоматическими стрелялками не устроили. Или это у Павлова, в другой организации было, в МУКБОПе? Здесь пока до Международного управления космической безопасности и охраны правопорядка не додумались, но ведь лиха беда начало…

Ну вот, кажется отпустило… слегка. После контрастного душа кожа горит, словно её тёрли проволочной мочалкой, но на смену мышечной боли неожиданно пришло состояние удивительной бодрости, лёгкости — хоть сейчас обратно в зал, посчитаться с инструктором за недавнюю экзекуцию…

— Монахов? Лёха, ты?

В дверях раздевалки (и когда это я успел выбраться из душевой кабинки?) стоял Володя Зурлов, парень из нашей группы.

— Загляни в учебную часть. И поскорее, там, вроде бы, что-то срочное!

Срочное-так срочное. У нас всё так — на бегу, скорей-скорей, гони гусей. Я натянул на влажное тело трусы, футболку, спортивный костюм, наскоро пригладил мокрые, взъерошенные волосы и вслед за Зурловым вышел в коридор.

Первый, кого я увидел, войдя в помещение учебной части (две комнаты на втором этаже учебного корпуса, в первой из которых сидим миловидная секретарша Танечка и висит на стене обширный стенд с индивидуальным расписанием), был Юрка-Кащей. В последнее время он сделался у нас довольно частым гостем — как и Оля Молодых, и Середа, и даже Андрей Поляков, редко выбиравшийся за пределы Монинской школы пилотов. Программа «особой подготовки» потихоньку набирает обороты, и раз-два в неделю для нас, для бывшей группы «з-А» устраивают совместные семинары. По большей части они посвящены перспективным направлениям развития космической техники, а именно — проекту «Заря». Вчера, например, мы три часа кряду беседовали с двумя астрофизиками из Института Космических исследований, которые готовят к старту зонд «Зеркало-1» — по сути, беспилотный корабль, призванный на практике испытать «тахионные торпеды». Работы идут на новой орбитальной верфи «Китти Хок» — название этот грандиозный комплекс орбитальных мастерских, заводов и лабораторий получил в честь североамериканского городка, где Орвилл и Уилбур Райты впервые подняли в воздух свой аппарат. Что ж, остаётся надеяться, что отчаливший от достроечного причала зонд «Китти Хока» проложит человечеству дорогу в Дальнее Внеземелье — как тарахтящая полотняная этажерка двух братьев открыла когда-то для людей небо.