На этот раз красочно выполненная схема изображала нечто вроде лёгкой рамы с двумя закреплёнными на ней креслами. Космонавтов в креслах не было, и благодаря этому за спинками можно было различить пару баллонов, вроде тех, в которых держат кислород и ацетилен для сварочных работ. На том месте, где у обычных баллонов был выпускной штуцер с манометром, красовалась гроздь маленьких, направленных в разные стороны конусов из блестящего жёлтого металла.

— Прошу любить и жаловать! — отец указал на непонятное сооружение карандашом, который держал в правой руке. — Последняя разработка французских инженеров под названием «орбитальный фиакр».

По аудитории прокатились шепотки — слово было незнакомым.

— Фиакр? — Середа озадаченно нахмурился. — Это что за зверь такой?

Оу, фиакр — это как кэб в Лондон. — среагировал Шарль. — такой экипаж для шеваль… как это по рюсский…

— Лошадь. — подсказала «Юлька». — а ты, Середа, неужели не читал Бальзака? У него там постоянно разъезжают по Парижу в фиакрах.

— Д'Иври прав. — отец улыбнулся чернявому французу. — «Орбитальный фиакр», по-нашему, «орбитальное такси», это конструктивно открытая трубчатая рама с парой ложементов, снабжённая вместо обычных маневровых двигателей баллонами со сжатым воздухом и поворотным с простейшим механическим управлением, и вовсе лишённая средств навигации и связи. Предполагается, что к этой штуковине будут пристёгивать двух человек в скафандрах и при помощи несложного гидравлического приспособления проталкивать сквозь «горизонт событий» — и никаких вам ракетных ускорителей! А на той стороне их встретят и при необходимости, помогут пришвартоваться. Сами же «фиакры» возвращать на землю не предполагается — их будут либо использовать в качестве «местного» средства передвижения, либо попросту разберут на запчасти. Дешево и сердито: в подобном варианте доставка двух человек на орбиту сводится к расходу электроэнергии на активацию «батута» и стоимости заполнения пары баллонов со сжатым воздухом, ведь все остальные материалы и узлы идут в дело повторно!

Юрка-Кащей дёрнул руку вверх.

— А почему нет средств связи?

— Незачем. На том удалении от орбитальной станции, на каком их предполагается использовать — это не далее полутора-двух десятков километров — вполне достаточно раций скафандров. Плюс, разумеется, проблесковые маячки, чтобы облегчить визуальное обнаружение. Как мигалки на милицейских машинах, знаете?

Слушатели закивали, не прекращая перешёптываться. Новинка явно произвела на всех впечатление.

— Между прочим… — заметил отец, — французы намерены опробовать свои «орбитальные фиакры» прежде всего здесь, у нас, на малоразмерном комплексе «батута» — разумеется, когда он будет сдан в эксплуатацию.

— Можно?

На этот раз поднялась рука Середы, и он заговорил, не дожидаясь разрешения.

— Так можно и в одном скафандре на орбиту слетать, без всяких дополнительных устройств. Жаль только, возвратных «батутов» пока нет, тогда полёт в космос стал бы ненамного сложнее похода за хлебом и кефиром в магазин! Гардероб несколько иной, и всё…

В аудитории засмеялись, видимо представив себе Витьку, облачённого в скафандр «Кондор-ОМ» у кассы в гастрономе.

— Тогда уж можно и без скафандра! — сказала Лида-«Юлька». — Установить малый «батут», метра три в диаметре, внутри станции — и гуляй туда-сюда-обратно пешком!

Я сдержал усмешку — уж очень нарисованная картина напоминала «Звёздные врата» из популярного в начале нулевых фантастического сериала. А что, может и сбудется однажды? Если принцип ясен — остальное уже вопросы технической реализации…

— Над возвратными батутами в атмосфере Земли этим сейчас плотно работают, и у нас и в НАСА. — отец словно угадал мои мысли. — Там есть некоторые сложности, связанные с настройкой на координаты приёмного «батута», находящегося глубоко в гравитационном колодце планеты — но ничего непреодолимого нет. Так что, Юля… прости, Лида… — он улыбнулся девочке, которая после его оговорки привычно зарделась, — вполне возможно, мы когда-нибудь и сможем отравиться на орбиту без космических кораблей, орбитальных самолётов, лихтеров или «фиакров» — а всего лишь сделав один шаг сквозь «горизонт событий»!

Поздний вечер. Мы, восемь человек — наша артековская четвёрка, Андрюха Поляков, Оленька Молодых и ещё один парень, Пётр, с которым мы больше других сблизились в Дворцовской «школе космонавтики», сидим в номере общежития, где на пару обитают Середа с Кащеем. На столе стаканы с чаем и наполовину съеденный торт — мой любимый, «Ленинградский, его я привёз из Москвы в качестве презента. Стаканов девять — перед самым отбоем к нам на огонёк заглянул Дима Ветров, съел кусок торта, а когда прозвучал сигнал ко сну — встал, потянулся и распрощался, многозначительно постучав, перед тем, как переступить порог комнаты, пальцем по стеклу наручных часов. Но к чести нашего бывшего вожатого и нынешнего куратора группы «3-А» — больше он нас не беспокоил, закрыв глаза на злостное нарушение режима.

…В созвездьи Альфа Льва хорошая погода,

Метеоритный ветер бьёт в корму.

На шхуне "Вырви глаз" Джон — Белая Ворона

И Чарли — Одноглазый Какаду.

Ребята хоть куда, хорошие ребята,

Им не страшны ни пять, ни даже восемь «жэ».

Кто крепко держит марку звёздного пирата,

Тот знает толк не только в грабеже!..

Пять «жэ»… да…я слегка измени позу, чтобы движения правой руки, лихо ударяющей по струнам, не так отдавались в боку. И угораздило же меня ворочаться сегодня в ложементе центрифуги, именно когда перегрузки достигли пиковых значений! А ведь, прямо скажем, не так много, наша «великолепная четвёрка», если верить их собственным рассказам, уже добиралась и до восьми. Вот что значит — регулярные тренировки!

Мне стоило немалых усилий скрыть боль в боку от врача, проводившего «послеполётный» осмотр. Пожалуйся я ему — к гадалке не ходи, отправил бы сначала на рентген, а потом домой, ближайшим транспортом. А я что, рёбер в своей жизни не ломал, чтобы понять, что ничего такого в данном случае нет? Ну, хорошо, сомнения имелись — не трещина, а какое-нибудь там защемление нерва, межрёберная невралгия, тоже мало приятного, но ведь обошлось же! Да, оставшийся день двигаться пришлось с некоторым бережением, да и ночь, скорее всего, будет не самая приятная, с болезненными уколами при попытке перевернуться на пострадавший бок. Но это я как-нибудь переживу, зато — сижу сейчас вместе со всеми, терзаю гитару и счастлив, как, пожалуй давно не был. А бок — что бок, заживёт…

…Когда ложится в дрейф потрёпанная шхуна,

Когда стихает всё на корабле.

В руках пирата плачут старенькие струны,

И хриплый голос тянет о Земле.

Но если цель по курсу — время не теряя,

Готовится к атаке экипаж.

И грянет песня, адский рёв перекрывая,

Команда идет на абордаж!..

Песенку эту я позаимствовал у своих давних друзей-калужан, с которыми общался ещё давно, в самом начале девяностых, на почве интереса к только-только зарождающемуся тогда историческому фехтованию. Тогда, помнится, они пригласили меня на один из своих выездов в лес — вместе с компанией школьников разных возрастов, для которых веди что-тио вроде историко-фехтовально-парусно-туристического клуба, — и вот, вечером, у костра я от них эту песню и услышал. Я забыл тогда поинтересоваться автором, а потом как-то вылетело из головы, тем более, что сама песня мне больше не попадалась — пока не всплыла буквально вчера, когда я снимал со стены гитару, собираясь в эту поездку. А что, песенка вполне подходящая — вон, с каким упоением подпевают, стараясь угадать незнакомые слова, и наверняка девчонки попросят потом переписать текст в блокнотики-песенники, как у них это заведено…