Юлька рассмеялась — чудесный у неё всё же смех: мягкий, негромкий, от которого у меня в груди что-то сладко замирает, — иупомянула, между прочим, о письме, которое она на днях получила от нашего бывшего артековского. Я был, разумеется, в курсе, что Дима Ветров работает сейчас на строительстве «Лагранжа», и даже слышал от кого-то об испытаниях, выпавших на его долю. Но о том, чем конкретно он занят сейчас, не знал, и рассказ Юльки о поисках «звёздного обруча», в котором ему предложили поучаствовать, стал для меня сюрпризом. На неё сильно подействовало то, что искать инопланетный артефакт будут в том самом месте, где она и предлагала ещё год назад, в купе поезда по дороге в Свердловск, и теперь девушка только о том и думала. И решила, что неплохо было бы поделиться этими мыслями с учёным здесь, на «Ловелле». Что ж, логично: с некоторых пор мы все живём в ожидании, когда, возобновится, наконец, программа исследований лунного «обруча», так может, идеи астрофизика Леднёва придутся им ко двору? «Батут» на окололунной орбитальной станции «Звезда КЭЦ», если верить ежедневно получаемым сводкам о состоянии дел на важнейших объектах Внеземелья, уже завершён и вот-вот начнёт работать, а раз так — то, возможно, и в том «обруче», что и сейчас торчит, покосившись, из грунта в каверне, недалеко от станции «Ловелл», это как-то отзовётся? Во всяком случае, рассуждала девушка, если здешние астрофизики узнают у Леднёва, на каких частотах он искал остаточное излучение «обруча» и сами проведут аналогичный поиск — вреда от этого точно не будет. А вот в случае успеха…

Что будет в случае успеха — моя собеседница не рискнула даже предположить. Покрутив эту идею и так, и эдак, я согласился с ней: да, пожалуй, затея имеет смысл, и лучше сделать это, не откладывая. Тем более, что Юлька припомнила разговор в диспетчерской станции: кто-то из инженеров-эксплуатационщиков радовался, что с запуском «батута» грузы на «Ловелл» пойдут сплошным потоком, и ждать этого недолго — день, может два. А значит, тянуть нельзя, исследователям «обруча» наверняка понадобится сколько-нибудь времени, чтобы связаться с «Лагранжем», выяснить технические детали и самим подготовиться соответствующим образом. Ну а дальше… как говорил один французский император — «главное ввязаться в сражение, а там видно будет». Ну, хорошо, может, это легенда, и ничего подобного Наполеон на самом деле не говорил — но в нашем случае, цитатка подходит как нельзя лучше. Наука, она такая: отрицательный результат — тоже результат, даже когда речь идёт об изучении загадочного инопланетного артефакта, уже успевшего забрать жизни двух человек…

На конце серебристой палочки, вспух пузырь — вспух, разросся до двух метров в диаметре и начал медленно вращаться. С расстояния в пятьдесят метров, отделяющего «Краб» от астрофизика с его зондом, Дима видел, что на полупрозрачных боках пузыря, подобно полоскам на астраханском арбузе, отсвечивают полосы из металлизированной плёнки. Они выполняют даже не двоякую, а троякую задачу: с одной стороны, являются своего рода силовым каркасом пузыря, удерживающего тонкую плёнку, готовую лопнуть под внутренним, пусть и небольшим давлением, с другой — играют роль отражателей радиолокационных импульсов, благодаря чему зонд можно обнаруживать на довольно приличной дистанции. С третьей же — это часть антенны, позволяющей как раз улавливать следы электромагнитных всплесков в пустоте, за которыми и охотится с таким старанием астрофизик Леднёв. Вон он, висит на конце длинной, усаженной пластинками катафотов страховочной стропы — поднял руку, давая знать, что всё в порядке. Потом потянулся к другому концу палочки, на которой, словно гигантский леденец, висел шар-зонд, и принялся что-то делать. «Проверяет работу передатчика» — понял Дима и скосил глаз на приборную панель. Так и есть: одна из четырёх лампочек загорелась зелёным светом. Порядок, действует, можно переходить к следующему…

В наушниках зашипело:

— Я Второй, готово.

— Я Первый, принял. — отозвался Дима. — Сигнал есть, можешь возвращаться. Третий, как слышно?

— Третий в канале. — ответил другой голос. Дима повернул голову внутри большого круглого шлема «Пустельги» — вон он, Вася Гонтарев на своём «крабе» — в ста метрах от него. Инструкции на этот счёт не допускают толкований: при удалении на малых буксировщиках более, чем на километр от станции, следует брать с собой сопровождающего. Вот Вася и болтается в пустоте, наблюдая за действиями «эскортируемых» да связываясь время от времени с диспетчерской «Лагранжа» — просто так, от нечего делать, чтобы не оставаться один на один с заполненной звёздами пропастью, окружающей их со всех сторон. Слышимость здесь отличная — до станции всего двенадцать километров, и даже всплески помех, исходящие от лохматого шарика солнца, не в состоянии этому помешать…

Леднёв выстрелил струйками газа — отсюда они видны были как крошечные белёсые чёрточки, возникающие по бокам «холодильника», к которому пристёгнута спиной его «Пустельга». Медленно отплыл от только что установленного зонда, перекувырнулся, ловко выровнял своё положение и дал тягу. «Девять… восемь… семь…» — привычно отсчитывал Дима. На счёт «три» подлетающий астрофизик плюнул тормозными струйками; фал автоматически сматывался на большой никелированный барабан, закреплённый на раме буксира. Лёгкий толчок, от которого звёздный купол вокруг Димы пришёл в движение — Леднёв встретился с «крабом», и теперь пытается подтянуться на руках, нашаривая ногами небольшую, полметра на полметра, площадку. Нашарил, поймал пристяжные ремни, закрепил их у себя на поясе, поднял руку — «готово!»

Дима заученными движениями прекратил вращение «краба» и развернул буксир в сторону «Лагранжа». С расстояния в пятнадцать километров станция выглядела как яркое тройное пятнышко. Одно рядом с другим, словно копеечная монетка возле пятака; и ещё одно, как бы размытое, больше первого но меньше второго, эдакая ослепительно сверкающая трёхкопеечная монета. Если навести на пятнышки закреплённый на выдвижной штанге монокуляр — специально приспособленный к тому, чтобы пользоваться им в гермошлеме скафандра, то первое превратится в незаконченный бублик станции «Лагранж»; во втором, «копеечном» легко различаются состыкованные «Тесла» и «Эндевор». Третье же, висящее немного в стороне и, вроде бы, никак с двумя другими не связанное — это огромная параболическая антенна. Её доставили сюда на Тесле, собрали, установили на конце пятидесятиметровой фермы, и теперь через огромную сетчатую чашу идёт вся связь с Землёй…

— Третий, приготовиться! Три… два… один — старт!

Мягкий, едва ощутимый сквозь панцирь «Пустельги» нечувствительный толчок в спину — «краб» дал тягу. Дима принялся орудовать джойстиками, удерживая буксир на курсе — с такой разбалансировкой нагрузки делать это не очень-то легко. Вообще-то, это было работой автопилота — теоретически несложное устройство на основе гироскопа должно было справляться с подобными мелочами. Но подвесы гироскопов изнашивались с пугающей быстротой, что приводило к спонтанным и непредсказуемым «дёрганьям», особенно неприятным, когда приходилось работать вблизи переплетений ферм и прочих массивных конструкций. Запасных деталей очень быстро не осталось; на просьбы прислать с Земли ещё французы отвечали что да, конечно, вот доведут до ума новый образец с усиленным подвесом и тогда… Дело закончилось тем, что Дима, следуя примеру других пилотов буксировщиков, попросту отключал автопилот, доверяя исключительно своему мастерству и реакции.

Он двинул левой рукой, и локоть упёрся в бок «пустельги» Леднёва. Он, как и было условлено, не стал отстёгиваться от громоздкого маневрового блока и закреплять его на раме «краба», а стоял, повернувшись к ложементу лицом, держась обеими руками за трубы рамы — и теперь довольно заметно мешал, особенно, движениям левой руки, управляющей корректировкой по горизонтальной оси. Увы, приходится терпеть; этот зонд лишь первый из четырёх, которые предстоит установить, и возится каждый раз, отстыковывая блок движков от рамы буксира, потом пристёгиваясь к нему спиной, а по возвращении повторять весь этот процесс в обратном порядке — пустая трата сил, времени и воздуха из баллонов. А потому, такая уж судьба у астрофизика Леднёва: лететь в космической пустоте спиной вперёд. Уткнувшись стеклом скафандра в спинку своего ложемента.