Орлан, человек медвежьего склада, опустился на колени перед очагом и подложил в топку дрова. В его толстых коротких пальцах дубовые клинообразные полешки казались щепками для растопки.

– Что вынудило вас, уважаемые дамы, путешествовать в такую погоду… да еще ночью? – спросил он, бросив взгляд в их сторону через плечо.

– Мы торопились догнать нашу подругу, – сказала сестра Улисия, сопровождая слова бесцельной улыбкой, стараясь сохранить деловой тон. – Надеялись, что она встретит нас здесь. Ее имя Тови. Она должна ожидать нас.

Мужчина опустил руку на колено, помогая себе встать.

– Те гости, что останавливаются у нас – особенно в такие неспокойные времена, – чрезмерно осторожны. Большинство не называют своих имен. – Он поднял бровь, взглянув на сестру Улисию. – Точно так же, как и вы, леди… тоже не даете своих имен.

– Орлан, это гости, – недовольно проворчала женщина. – Промокшие и, без сомнений, уставшие и голодные гости. – Тут она внезапно улыбнулась. – Меня здесь все зовут Эмми. Мой муж, Орлан, и я управляем «Белой Лошадью» с тех пор, как много лет назад умерли его родители. – Эмми сняла с полки три деревянные миски. – Уважаемые дамы, вы, должно быть, умираете с голода. Позвольте предложить вам немного тушеного мяса. Орлан, возьми кружки и принеси дамам горячий чай.

Проходя мимо, Орлан поднял мясистую руку, указывая на миски, которые его жена все еще удерживала в руке.

– Ты обсчиталась. Еще одну.

Она хмуро взглянула на него.

– Нет, не обсчиталась. У меня как раз три миски.

Орлан достал с верхней полки буфета четыре кружки.

– Верно. Как я и сказал, ты обсчиталась.

У Кэлен сперло дыхание. Что-то происходило не так. Сестры Цецилия и Эрминия неподвижно застыли как мертвые, их округлившиеся глаза уставились на мужчину. Смысл болтовни этой супружеской пары не ускользнул от них.

Кэлен бросила взгляд в сторону лестницы и увидела, что девочка, сидевшая на ступенях, наклонилась в их сторону, вцепившись в перила, и вглядывалась, пытаясь понять, о чем это говорят ее родители.

Сестра Эрминия потянула за рукав сестру Улисию.

– Улисия, – произнесла она настойчивым шепотом сквозь сжатые зубы, – он видит…

Сестра Улисия жестом ее успокоила. Ее лоб прорезали морщины, она нахмурилась и развернулась к мужчине.

– Ты ошибаешься, – сказала она. – Нас всего лишь трое.

Говоря это, она тыкала Кэлен крепким дубовым прутом, с которым не расставалась, заталкивая ее как можно дальше назад, в тень, словно там та могла стать невидимой для этого человека.

Но Кэлен не хотела оставаться тенью. Ей хотелось стоять на свету и быть видимой – по-настоящему видимой. Такое казалось немыслимой мечтой, но внезапно стало реальной возможностью. И возможность эта бросила в дрожь трех сестер Тьмы.

Орлан нахмурился, глядя на сестру Улисию. Удерживая все четыре кружки в одной массивной руке, он другой стал указывать на каждого посетителя, стоящего в общем зале.

– Один, два, три, – он наклонился в сторону, заглядывая за сестру Улисию, чтобы указать на Кэлен, – четыре. Так вы все хотите чая?

Кэлен зажмурилась от удивления. Ей показалось, что сердце подкатило к горлу. Он видел ее – и запомнил то, что видел.

– Этого не может быть, – прошептала сестра Цецилия, заламывая руки. Она склонилась к сестре Улисии, ее взгляд метался из стороны в сторону. – Это невозможно. – На ее губах проступила обычная для нее бессмысленная улыбка.

– Что-то происходит не так… – Голос сестры Эрминии умолк, едва ее небесно-голубые глаза заметили поведение сестры Улисии.

– Всего лишь случайная аномалия, – едва слышно проворчала сестра Улисия, бросив на них угрожающий взгляд. Ни одна из них не страдала подобострастием, и, тем не менее, обе не продемонстрировали никакого желания вступать в спор с их вспыльчивой предводительницей.

Тремя широкими и уверенными шагами сестра Улисия приблизилась к Орлану. Она ухватила его за ворот ночной рубашки и крепко сжала пальцы. Держа в другой руке дубовый прут, она махнула им в сторону Кэлен, стоявшую позади нее, в тени, около самой двери.

– Как она выглядит?

– Как мокрая кошка, – грубо ответил Орлан, демонстрируя плохое расположение духа и явно не желая присутствия ее руки на его воротнике.

Кэлен совершенно точно знала, что использовать подобный тон в разговоре с сестрой Улисией нельзя, но сестра, вместо того чтобы разразиться потоком ярости, казалось, была так же удивлена, как и Кэлен.

– Это я знаю, но все же – как? Скажи мне, что ты видишь.

Орлан выпрямился, выдергивая свой воротник из ее руки. Черты его лица стали сосредоточенными, пока он в слабом свете лампы оценивал облик незнакомки, которую видели лишь он и сестры.

– Густые волосы. Зеленые глаза. Очень красивая женщина. Обсохнув, наверняка станет лучше, хотя мокрое платье подчеркивает, представляя в выгодном свете, то, что составляет ее естество. – И он заулыбался именно так, как Кэлен ненавидела больше всего на свете, хотя и была вне себя от радости, что он действительно видел ее. – Знатная фигура, – добавил он, скорее для себя, чем для сестры.

Его неторопливая и обстоятельная оценка заставили Кэлен ощутить себя голой. И пока его взгляд скользил по ней, большой палец продолжал поглаживать уголок рта. Она даже могла слышать, как этот палец шуршит его щетиной. В этот момент одно из поленьев в очаге вспыхнуло, наполняя помещение мерцающим светом, позволившим Орлану увидеть еще больше. Его взгляд переместился выше, а затем задержался на чем-то.

– Волосы такие длинные…

Непристойная улыбка Орлана мгновенно испарилась. Он удивленно заморгал. Затем глаза его округлились.

– Духи небесные, – прошептал он, тогда как лицо его стало мертвенно бледным. – Простите меня, – сказал он, припадая перед Кэлен на колено. – Я не узнал…

Зал огласился громким треском, когда сестра Улисия нанесла ему звонкий удар прямо по макушке своим дубовым прутом, заставляя осесть на оба колена.

– Молчи!

– Что вы творите! – воскликнула его жена, бросаясь к нему. Она присела на корточки и опустила руку на его плечи, чтобы успокоить и поддержать, а он стонал, приложив большую руку к кровоточащей ране на склоненной голове. Рыжеватые волосы под его пальцами потемнели и стали влажными.

– Да вы все психи! – Она прижимала голову мужа к своей груди, а на ее ночной рубашке вырастало красное пятно. Казалось, он был оглушен до бесчувствия. – Даже если ваша троица путешествует в компании духа, как вы смеете…

– Заткнись, – почти прорычала сестра Улисия тоном, от которого Кэлен бросило в леденящую дрожь, а рот женщины резко закрылся, едва ли не со щелчком.

Дождь продолжал барабанить в окно, а кроме того, вдалеке, по поросшим лесом холмам, рокотали медленные раскаты грома. Кэлен отчетливо слышала, как под порывами ветра поскрипывала в железных кольцах наружная вывеска. Внутри дома стояла мертвая тишина. Сестра Улисия смотрела на девочку, стоявшую теперь у самого основания лестницы, обхватив ничем не украшенный квадратный деревянный столбик для поддержки перил. Сестра сосредоточила на девочке пристальный взгляд, такой, какой бывает только у ведьмы, пребывающей в отвратительном расположении духа.

– Скольких посетителей вашего трактира ты видишь?

Девочка стояла, широко открыв глаза, слишком напуганная, чтобы говорить.

– Скольких? – вновь спросила сестра Улисия, на этот раз скрежеща зубами и голосом столь грозным, что девочка поневоле еще сильнее вцепилась в столб, а ее пальцы, побелевшие от усилий, проступили со всей отчетливостью на фоне темного дерева.

Наконец девочка смиренным тоном ответила:

– Троих.

Сестра Эрминия, напоминая загнанную в бутылку грозу, выступила вперед.

– Улисия, что происходит? Не могу поверить, что такое возможно. Да это просто невозможно. Мы же создали контролирующую сеть.

– Внешнюю, – поправила ее сестра Цецилия.