Ричард посмотрел на закрытую дверь комнаты Катрин. В голове у него истошно визжал какой-то требовательный голосок. Ричард решительно вошел в свою комнату, закрыл дверь и прижался к ней лбом, пытаясь перевести дух. Надо не забыть запереть дверь на засов, мысленно напомнил он себе.

Почти упав на край кровати, Ричард сжал лицо ладонями. Да что с ним творится? Рубашка вся мокрая от пота! Почему эта женщина вызывает у него такие мысли? С ними почти невозможно бороться! Он вспомнил, как сестры Света говорили, что мужчины не способны контролировать кое-какие свои желания.

С огромным трудом он извлек из ножен Меч Истины. Сияние клинка наполнило комнату. Воткнув лезвие в пол, Ричард прижался лбом к рукоятке и позволил магической ярости клинка овладеть им. Шквал гнева пронизал его душу. Ричард надеялся, что этого будет достаточно, чтобы привести его в чувство.

Краешком сознания он чувствовал, что танцует со смертью и на этот раз меч не сможет его спасти. Но вместе с тем он понимал, что выбора у него нет.

Сестра Филиппа выпрямилась во весь свой и без того внушительный рост.

— Боюсь, что вы не вполне разобрались, аббатиса. Может быть, если бы вы подумали немного больше, то поняли бы, что три тысячи лет успешной работы подтверждают эту необходимость.

Верна, облокотившись на стол, уперлась подбородком в тыльную сторону ладони, чтобы перстень аббатисы бросался в глаза любому, кто на нее посмотрит.

— Благодарю за мудрый совет, сестра, но я достаточно внимательно изучила данное дело. Нет смысла копать колодец в сухом месте. Жажда увеличится, но вода не появится.

На мгновение сестра Филиппа утратила свою обычную невозмутимость.

— Но, аббатиса... Как еще выяснить, готов ли воспитанник к тому, чтобы снять с него Рада-Хань. Способ, который сейчас применяется, — единственный из возможных.

Пробежав глазами очередной отчет, Верна поморщилась и, отложив его в сторону, целиком перенесла внимание на советницу.

— Сколько тебе лет, сестра?

Темные глаза сестры Филиппы не выразили ничего.

— Четыреста семьдесят девять, аббатиса.

Верна почувствовала укол зависти. Сестра Филиппа выглядела моложе ее, хотя была старше на триста лет. Поиски Ричарда дорого обошлись Верне. Теперь у Филиппы всегда будет фора во времени, чтобы учиться чему-то новому.

— И сколько из них ты провела во Дворце Пророков?

— Четыреста семьдесят, аббатиса. — Легкая издевка, с которой Филиппа произнесла ее титул, была едва уловимой, если не вслушиваться. Верна слушала внимательно.

— Стало быть, Создатель предоставил тебе четыреста семьдесят лет, чтобы ты постигла его помыслы и научилась помогать юным волшебникам справляться с их даром. И за все это время ты не сумела разобраться, как определять свойства натуры своих учеников?

— Нет, аббатиса, это не совсем то, что я...

— Ты хотела сказать мне, сестра, что сестрам Света не хватает ума сообразить, готов ли обучавшийся в течение двухсот лет юноша перейти на следующую ступень, не подвергая его жестокому испытанию? Неужели ты так мало ценишь наши способности? И сомневаешься в мудрости Создателя, избравшего нас для этой работы? Ты хотела сказать, что Создатель избрал нас, предоставил в распоряжение тысячелетний опыт, а мы по-прежнему слишком глупы, чтобы им воспользоваться?

— Мне кажется, аббатиса, возможно...

— В разрешении отказано. Это дикость — использовать Рада-Хань, чтобы причинять человеку невыносимую боль. Это может нанести непоправимый вред разуму ученика. Насколько я знаю, иногда юноши умирали во время этого испытания! Так что ступай и передай сестрам, пусть разрабатывают иную методику, без крови, рвоты и криков. Можешь даже предложить им такой принципиально новый подход, как... Ну, не знаю, допустим, простая беседа. Если только кто-то из сестер не считает, что ученики способны обвести их вокруг пальца. В таком случае я жду от них соответствующего доклада, чтобы занести это в их личное дело.

Сестра Филиппа помолчала, по всей вероятности, взвешивая, стоит ли спорить дальше. Наконец она нехотя поклонилась.

— Мудрое решение, аббатиса. Благодарю за то, что просветили меня.

Она повернулась к двери, но Верна остановила ее.

— Я тебя понимаю, сестра. Меня учили тому же, и я, как и ты, в это верила. Но молодой человек, едва достигший двадцати лет, показал мне, помог мне увидеть, как сильно я ошибалась. Порой Создатель доносит до нас свой свет довольно неожиданным способом, но Он ждет, что мы готовы воспринять Его мудрость, какими бы путями она к нам ни попала.

— Вы говорите о юном Ричарде?

Верна провела ногтем по стопке документов.

— Да. — И, отбросив официальный тон, продолжала: — И вот что мне открылось, Филиппа: эти юноши, эти волшебники, рано или поздно выйдут в большой мир, и мир сам испытает их. Во имя Создателя им часто придется делать нелегкий выбор, и речь идет о той душевной боли, которую они испытают при этом. А их умение стойко переносить пытки ничего не говорит нам об их твердости духа и способности к состраданию. Ты сама, Филиппа, прошла испытание болью. Ты мечтала стать аббатисой. Четыреста лет ты трудилась ради достижения этой цели. Оказалось, что все зря. И все же ты ни разу не сказала мне ни одного резкого слова, хотя наверняка испытываешь боль каждый раз, когда видишь меня. Но ты стараешься помочь мне справляться с моими обязанностями и трудишься на благо Дворца, несмотря на боль, которая не утихает у тебя в душе. И разве ты служила бы мне лучше, заставь я тебя пройти испытание пыткой, чтобы стать моей советницей? Ты выдержала бы его — но разве это что-нибудь доказало бы?

Щеки сестры Филиппы вспыхнули.

— Не стану лгать, притворяясь, что согласна с тобой, но теперь по крайней мере я вижу, что ты действительно старательно копала колодец и забросила его затем, чтобы не делать лишних усилий. Я немедленно передам сестрам твое указание, Верна.

— Спасибо, Филиппа, — улыбнулась Верна.

На губах Филиппы мелькнула тень ответной улыбки.

— Ричард на многое заставил нас взглянуть по-иному. Я была уверена, что он попытается всех нас перебить, а он вместо этого проявил больше заботы о Дворце, чем любой волшебник за последние три тысячи лет.

Верна рассмеялась.

— Если бы ты только знала, сколько раз я молила Создателя дать мне силы, чтобы не задушить этого мальчишку собственными руками!

Когда Филиппа выходила, Верна увидела в приемной Милли, которая ждала разрешения войти и начать уборку. Сладко зевнув и потянувшись, Верна взяла отчет, который отложила во время разговора, и вышла из кабинета. Жестом разрешив Милли заняться уборкой, она повернулась к сестрам Дульчи и Фебе.

Не успела Верна открыть рот, как сестра Дульчи встала, держа в руках пачку бумаг.

— Если вы закончили, аббатиса, просмотрите, пожалуйста, новые.

Верна взяла пачку и пристроила под мышку.

— Хорошо, я ими займусь. Однако уже поздно. Почему бы вам не пойти отдохнуть?

— Не стоит беспокоиться, аббатиса, — покачала головой Феба. — Мне нравится моя работа и...

— И завтра нам предстоит еще один трудный и долгий день. Я не хочу, чтобы вы сидели тут и клевали носом. Так что убирайтесь отсюда. Обе. Немедленно.

Феба схватила лежащие перед ней бумаги, явно намереваясь еще поработать в своем кабинете. Похоже, Феба считала себя участницей какой-то бумажной гонки и трудилась как пчелка, словно боялась, что Верна ее перегонит. Дульчи же взяла лишь свою чашку, а бумаги оставила на столе. Она работала методично, не спеша, но при этом умудрялась справляться с уймой бумаг. Впрочем, ни ей, ни Фебе не стоило опасаться, что Верна их перегонит. С каждым днем новоиспеченная аббатиса отставала все больше и больше.

Сестры откланялись, выразив надежду, что Создатель дарует аббатисе спокойный сон.

Верна подождала, пока они дойдут до внешней двери.

— О, сестра Дульчи, есть одно дело. Я бы хотела, чтобы ты завтра им занялась.