Мучения были незабываемыми, и боль Мрра перекликалась с болью связанных с ней сестер-пум, поскольку заклинания сплели их в троку, объединив их разум, мысли и кровь.

Это было только началом. Как только молодняк связали первым раскаленным символом, волшебник-командующий клеймил заклинания в их плоть одно за другим. И поскольку пумы стали связаны, каждая из них испытывала ужасную боль, снова и снова, пока их разумы не повредились так же, как и прекрасные тела.

После того, как кошки оправились, дрессировщики взялись за их обучение, применяя суровые и болезненные уроки, которые включали кровопролитие, травлю, страх — и очень много крови. Тем не менее, когда она и ее сестры-пумы становились сильнее, Мрра научилась получать удовольствие от поставленных задач. Она стала быстрее и смертоноснее. Ее трока слыла лучшими убийцами, которых когда-либо видел великий город.

Жизнь Мрра превратилась в охоту и убийства. Она научилась атаковать и убивать людей на гладиаторской арене. Кто-то из жертв пребывал в ужасе и беспомощности: они пытались бежать, но безуспешно. Другие падали на колени, плача и содрогаясь, когда когти пумы разрывали их на части. Некоторые жертвы были человеческими воинами, внушающими страх, и тем самым обеспечивали самое лучшее развлечение, самые сложные битвы. Какие-то жертвы обладали магией, но символы, клейменные на Мрра и ее сестрах, отклоняли магические атаки.

Она вспомнила рев толпы, овации, кровожадные возгласы: с забрызганным кровью мехом Мрра поднимает голову к яркому солнцу, и свирепо глядит на трибуны, кишащие зрителями. Она сверкает своими длинными изогнутыми клыками и выпускает победный рев. Она вспомнила тепло солнца и песка, вкус горячей крови, вырывающейся из разорванного горла. Мрра вспомнила загубленные жертвы. Убийство воинов. Просто убийства.

Потому что, если она ослушается, укротители причиняли им боль.

Теперь, свободная, она бродила по необитаемой долине, отважившись вернуться к месту, где они сразились и убили злого чародея. Большая кошка увидела человеческие фигуры в лунном свете — четверо, и все самки. Они подошли к одинокому саженцу дуба, который вырос на месте битвы. Обнюхав воздух, Мрра признала в них людей из города внутри скалы: старая женщина и трое молодых.

Добычей они не были, и поэтому интереса для нее не представляли.

Мрра побежала в ночь, охотясь. Она уловила запах тощей антилопы, что осмелилась покинуть предгорья. Пума вприпрыжку побежала в ту сторону, набирая скорость. Антилопа, почти неразличимая на фоне пыльного бурого пейзажа, все же оказалась замечена острыми глазами Мрра. Взрывом скорости и с огнем в мускулах охотница рванула вперед.

Антилопа в панике пыталась убежать, стуча копытами по сыпучим скалам, Мрра ее догнала и опрокинула в пыль. В мгновение ока клыки пумы разорвали горло добычи и вспороли кишки, пока копыта и голова продолжали содрогаться в конвульсиях.

Теплая кровь была восхитительной и великолепной! Пума начала есть с довольным, урчащим мурлыканием…

В постели, где-то далеко, Никки издала во сне протяжный, довольный вздох.

В огромной высохшей долине этой ночью стояла напряженная, хрупкая тишина. Смерть задержалась здесь, когда должно быть изобилие жизни. Викторию оскорбляло даже просто находиться в этом месте, где должна произрастать пышная растительность, высокие травы, густые леса, и поля с тугими колосьями.

Все это дело рук Роланда — он выкрал жизнь, и сделал землю бесплодной. Несмотря на то, что Никки его остановила, ситуация полностью не разрешилась, а Виктория не соглашалась на полумеры. Остальные в Клифуолле могли друг друга поздравлять, но работы предстояло еще слишком много. Она не успокоится, пока ее не выполнит, но, чтобы принять необходимые меры, доверять никому было нельзя.

В сопровождении трех верных помощниц глава меммеров, едва стемнело, покинула Клифуолл, и вместе они поспешно пробрались через запустение к логову Пьющего жизнь. Лорел, Одри и Сейдж стремились помочь, и их сияющие глаза наполняла надежда. Путешествие отняло у женщин почти два дня, но Виктория все же не полностью раскрыла своих замыслов, хотя девушки были ее помощницами и также подчинялись интересам всего мира.

— Работа, что нас здесь ожидает — не для личной выгоды, — сказала им Виктория. — Это будет триумфом для всех живущих: и мужчин, и женщин, и детей.

Наконец, с наступлением ночи второго дня они достигли безмолвной, нагоняющей страх местности, окруженной упавшими обсидиановыми глыбами, загроможденной расколотыми остовами гигантских скорпионов и костлявыми оболочками Пыльных людей. Это место было пугающим, но также оно являлось и священным.

Виктория привела их к одинокому саженцу дуба: хилому и неокрепшему деревцу, выросшему из последнего желудя Старейшего Древа.

— Он выглядит таким маленьким и слабым, — сказала Сейдж.

— Но он обладает могуществом Древа, — отметила Лорел.

— Он обладает могуществом мира, — поправила Виктория. — Но его особая магия выгорела в битве, и теперь это просто обычное деревце. Тем не менее, это крошечная искорка, символ, а мы обладаем силой — вы трое, и я — чтобы раздуть это маленькое пламя в костер жизни. Вы согласны мне помочь? — Она по очереди оглядела своих помощниц. — Вы готовы призвать необходимую магию?

Девушки, не задумываясь, кивнули. Виктория никогда в них не сомневалась.

Стоя под лунным светом возле тонкого серого саженца, Виктория ослабила завязки своего платья, затем раскрыла воротник, чтобы снять одежду. Скинув свое монотонное платье, она отбросила его в сторону. Одеяние упало на одну из зазубренных обсидиановых глыб, и женщина встала обнаженная в лунном свете, вдыхая пыльный ветерок и ощущая прохладу тьмы.

Она повернулась к своим помощницам.

— Вы, трое, должны раздеться. Вы — жизнь. Вы чисты и способны к деторождению, и должны предстать так, как родились, — для этого священного процесса сотворения.

Девушки сделали то, что просила их наставница: сняли белые шерстяные сорочки, представ обнаженными, величественными и безупречными. Кожа цвета сливок на их полных грудях и округлых бедрах сияла при звездном свете. Они позволили своим волосам упасть, беспрепятственно и свободно.

Локоны Одри цвета воронова крыла потоком упали ей на спину, подобные самой глубокой ночи, в сочетании с темной порослью волос между ее ног. Клубнично-белокурые волосы Лорел сияли золотом, горящим в медленном огне. Темные соски Сейдж стояли торчком от холода; ее идеальные, округлые груди покрывал румянец от жажды сотворения новой жизни.

Сила их красоты отняла у Виктории все слова. Эти девушки были чистейшим олицетворением женской энергии, самой жизни.

Когда-то давно Виктория сама была очень красива. Мужчины вожделели ее, но досталась она лишь одному — Бертраму. С протяжным вздохом женщина вспомнила тот первый раз, когда он привел ее в сад безлунной ночью, когда ручей в каньоне играл свою струящуюся музыку, не в силах заглушить ее вздохов удовольствия. Бертрам поцеловал ее украдкой, и выкрал ее девственность, и они лежали, обнявшись, в мягких опавших листьях, изучая друг друга. И было это прекрасно.

После той ночи Виктория никогда не представляла себя с другим мужчиной. Она обнаружила, спустя месяц, что беременна. Сюрпризом это не стало, поскольку она и Бертрам наслаждались друг другом уже много раз. Влюбленные произнесли друг другу слова древнего брачного обряда, повторив вслух то, что меммеры держали в своей памяти. Но всего через два месяца после их женитьбы Виктория потеряла ребенка, после нескольких часов мучительных схваток произведя на свет маленький плод, размером с ее палец. Он даже не походил на человека. И было так много крови.

Бертрам поддерживал жену в ее несчастье, обещая, что у них будет еще много детей. Но этого так и не случилось. Виктория была подавлена, обнаружив свою бесплодность. Это стало для женщины величайшим из постигших ее когда-либо разочарований. Она больше не могла родить ни сына, ни дочь, как бы к этому ни стремилась, независимо от того, как часто они с Бертрамом делали попытки.