Натан вырвал у нее повод.

— Поступай, как знаешь, женщина! Но лучше тебе крепко надеяться, что я никогда не сниму ошейника, иначе у нас с тобой выйдет очень долгий разговор. И ты не сможешь внятно вести беседу, потому что будешь связана по рукам и ногам, а во рту у тебя будет кляп!

Энн улыбнулась:

— Натан, ты очень добрый! Я тебе доверяю. А ты должен доверять мне.

Он погрозил ей пальцем:

— Если ты позволишь себя убить...

— Знаю, Натан, знаю...

— А еще говорят, что я — сумасшедший! — прорычал он. — Во всяком случае, уж поесть-то ты можешь! Ты весь день ничего не ела. Тут рядом есть рынок. Дай слово, что поешь!

— Я не...

— Дай слово!

— Ну хорошо, Натан, — вздохнула Энн. — Если это доставит тебе удовольствие, я перекушу чем-нибудь. Но я не очень голодна. — Он предостерегающе поднял палец. — Я же дала слово. А теперь иди.

Натан увел лошадей, а Энн двинулась к замку. У нее внутри все переворачивалось от страха вновь оказаться в замке, тем более в свете пророчества. И все же выбора нет. Это — единственный способ.

— Медовый пряник, мэм? Всего за пенни, и они очень вкусные!

Энн поглядела на стоящую у столика маленькую девочку в не по росту большом пальто. Медовый пряник. Что ж, она ведь не говорила, что именно съест. Пряник вполне сойдет.

Энн улыбнулась девочке.

— Ты одна здесь так поздно вечером?

— Нет, госпожа, я с бабушкой. — Она указала пальцем. Неподалеку сидела закутанная в ветхое покрывало толстая старуха. По-видимому, она дремала. Энн достала из кармана монетку.

— Вот тебе серебро, милочка. Кажется, оно тебе нужно больше, чем мне.

— Спасибо вам, госпожа! — Девочка взяла со столика пряник. — Вот, возьмите! Он особенный, в нем много меда. Я приберегаю их для красивых покупателей.

Энн с улыбкой взяла пряник.

— Спасибо, милая!

Энн вновь двинулась к замку, а девочка начала собирать свои вещи.

Жуя пряник, Энн наблюдала за снующими по крошечному рынку людьми. Она не видела никого, кто мог бы представлять опасность, но знала, что этот человек здесь. Она перевела взгляд на дорогу. Что будет, то будет. Интересно, стала бы она тревожиться меньше, если бы знала точно, какая именно опасность ей угрожает? Едва ли.

В темноте никто не заметил, как она свернула на дорогу, ведущую к замку. Энн пожалела, что рядом нет Натана, но в некотором смысле было приятно оказаться наконец в одиночестве, пусть и ненадолго. Наедине с собой она могла спокойно поразмышлять о своей жизни и о грядущих изменениях. Прошло столько лет...

В каком-то смысле то, что она делает, обрекает на смерть тех, кто ей дорог. Но разве у нее есть выбор?

Доев пряник, она облизала пальцы. Голод по-прежнему давал о себе знать: в животе бурчало вовсю. А может, это не от голода, а от страха? Да что с ней творится? Энн и прежде сталкивалась с опасностью. Может, она просто постарела и с годами стала больше ценить жизнь?

Энн пробралась в замок, но к тому времени, когда она зажгла свечу, ей уже было ясно, что что-то не так. Живот жгло как огнем. Началась резь в глазах, заломило суставы. Уж не заболела ли она? О Создатель, только не сейчас! Сейчас ей нужны все ее силы.

Желудок свело так, что она, скорчившись от боли, вынуждена была опуститься на стул. Комната поплыла перед глазами. Энн застонала. Что за?..

Медовый пряник!

Ей и в голову не пришла такая возможность! А она-то ломала голову, как кто-то сможет ее одолеть! Ведь она полностью владеет своим Хань, и ее Хань очень сильный, сильнее, чем у других колдуний. Создатель, какая же она дура!

Как в тумане Энн увидела, что в комнату входят два человека, один маленький, другой повыше. Двое? Двоих она не ждала. О Создатель, это же все испортит!

— Так-так! Посмотрим, что принесла мне эта ночь!

Энн с усилием подняла голову:

— Кто... тут?

Фигуры приблизились.

— Ты не помнишь меня? — прокудахтала старуха в потрепанном покрывале. — Не узнаешь меня, старую и морщинистую? А ведь это все из-за тебя. Ты, кстати, ничуть не изменилась. Я бы тоже могла оставаться юной, если бы не ты, моя дорогая, милая аббатиса! И тогда бы ты сразу меня узнала.

Энн охнула от боли.

— Что, медовый пряник не пошел на пользу?

— Кто...

Упершись в колени, старуха наклонилась к ней.

— Ну как же, аббатиса! Неужели не помнишь? Я ведь пообещала заставить тебя заплатить за то, что ты со мной сделала. А ты даже не помнишь о жестокости, которую совершила? Это так мало значило для тебя?

И тут Энн поняла, кто это. Она бы в жизни не узнала этой женщины через столько лет, но голос ее не изменился.

— Вальдора!

Старуха расхохоталась.

— Дорогая аббатиса, я счастлива, что ты помнишь такую ничтожную сестру, как я! — Она поклонилась с преувеличенной почтительностью. — Надеюсь, ты помнишь и мое обещание. Помнишь ведь, а? Я поклялась в вечной мести.

Приступ боли свалил Энн на пол.

— Я надеялась... что ты... подумав о своем проступке... поймешь свою неправоту... А теперь я вижу... что была права... изгнав тебя из Дворца. Ты недостойна... быть сестрой Света.

— Не волнуйся так, аббатиса! Я создала собственный дворец. Моя внучка, которая стоит перед тобой, — моя ученица, моя послушница. И я учу ее лучше, чем твои сестры. Я учу ее всему.

— Ты... учишь ее... травить людей?

Вальдора засмеялась.

— О, этот яд тебя не убьет! Просто лишит возможности двигаться, пока я не запеленаю тебя, беспомощную, в волшебный кокон. Так легко ты не умрешь. — Она наклонилась ближе, и ее голос наполнился ядом. — Ты будешь умирать очень долго, аббатиса! Может быть, даже протянешь до утра! Человек способен пережить тысячу смертей за одну ночь.

— Откуда ты знала... что я приду?

Старуха выпрямилась.

— А я и не знала. Но когда магистр Рал дал мне вашу монетку, я подумала, что он может притащить за собой какую-нибудь сестру. Только я и в самых радужных мечтах не могла представить себе, что он приведет ко мне саму аббатису! Ах, что за чудо! Нет, на такую удачу я даже не смела надеяться. Я была бы счастлива содрать шкуру с одной из сестер Света или даже с твоего ученика, магистра Рала, лишь бы причинить тебе боль. Но теперь я могу воплотить свои самые глубокие, самые черные пожелания.

Энн попыталась призвать Хань, но безуспешно. Она поняла, что в прянике был не только яд. На него еще было наложено заклятие.

О Создатель, все идет не так, как нужно!

Комната уплывала. Энн почувствовала боль в затылке. Ощутила, как каменный пол царапает спину. Увидела симпатичное улыбающееся личико девочки.

— Я прощаю тебя, дитя, — прошептала Энн.

И ее поглотила тьма.

В одной руке Кэлен держала меч, а другой тащила за собой Эди. В темноте обе споткнулись о тело Орска и с размаху упали. Кэлен выдернула руку из распоротого живота мертвеца.

— Как... как он мог здесь очутиться!

— Это быть невозможно, — проговорила Эди, пытаясь отдышаться.

— Луна хорошо освещает дорогу. Я уверена, что мы не кружим на одном месте. — Кэлен вытерла руку о снег, стирая кровь и слизь, потом встала и помогла подняться Эди. Вокруг валялись трупы в алых плащах. — Схватка была одна. Других тел быть не может. И Орск...

Кэлен обежала глазами деревья, высматривая за ними всадников.

— Эди, помнишь, Джебра сказала, что ей было видение, будто я бегаю кругами?

Эди смахнула с лица снег.

— Но почему?

Кэлен видела, что Эди больше не может бежать. Она использовала свою волшебную силу в бою и теперь была полумертвая от усталости. Бешеная ярость ее магии расшвыряла нападавших, но их было слишком много. Орск убил еще человек двадцать или тридцать. Кэлен не видела, как он погиб, но вот уже третий раз натыкалась на его тело, разрубленное почти надвое.

— В каком направлении нам, по-твоему, надо идти, чтобы отсюда выбраться? — спросила она колдунью.

— Они быть там, — указала Эди. — А нам нужно вон туда.