— Вот, — тянусь к принтеру и через минуту подаю по одному документу Бахтину и арабу.

— Будьте добры, мне нужны ваши документы, — без доли смущения обращается Бахтин к арабу. — Я обязан удостоверить личность подписанта с вашей стороны.

Араб с удивлением смотрит на Бахтина, после чего через две минуты приносит паспорт в красной обложке.

— Вопросов больше не имею, — бормочет Бахтин, фотографируя документы араба и сверяясь с указанными в распечатанном документе данными. — Теперь подписываем.

— Ну что, тебя домой? — спрашивает Бахтин в машине, бережно спрятав бумаги в папку.

— Да, а куда ещё…

— Олег Николаевич, не сочтите за план и руководство к действиям, — спрашиваю молчащего Бахтина по пути домой, — но если бы этот сценарий развернулся именно так… Какой бы прогноз на развитие событий сделали лично вы?

— Ты сейчас о чём? — встряхивается через две секунды после моего вопроса Бахтин, и я понимаю, что он всё это время меня особо не слушал.

— Начинаю я исследования у нас в стране, — терпеливо повторяю всю фабулу своего вопроса. — На каком-то этапе, даём результат. Результат оказывается настолько интересным, что в мире интерес к нему, в узкой имплантационной теме сердечных клапанов, скачкообразно растёт; а мы сами становимся известными и неплохо зарабатывающими. На среднемировом уровне.

— И в чём затык? — переспрашивает Бахтин, а я понимаю, что он прослушал и преамбулу.

— Затык в том, что Котлинский искренне считает, что начальство вашего начальства тут же прибудет у нас это всё реквизировать. Ваш прогноз?

— Дай сообразить. — Видно, что Бахтин поглощён чем-то своим и меня начинают терзать подозрения, что я его сейчас просто напрасно тереблю. — Недосып, Саня. Сейчас… Ну, Котлинский, может, местами и прав. Но тут нельзя так прямо что-то твёрдо утверждать. — Наконец "включается" Бахтин. — Начать с того, что именно начальству моего начальства это уже точно не интересно: ему сейчас настолько невесело, с точки зрения здоровья и политики, что львы бабочкам не страшны… А слон не ловит мух.

— Котлинский опасается родственников.

— Родственники… Б. не считаем, его сожрут сразу, как только… — Бахтин бормочет сам себе под нос, попутно саркастически крестится на икону, закреплённую у него на приборной панели. — Остаётся кто? Это я сам себе…

Далее Бахтин ещё пару минут бормочет что-то неразборчивое сам под нос, складывая вслух какие-то известные только ему фрагменты в единый массив. После чего оживает в мой адрес:

— А ты ж с арабами дружишь? С дубайцами у тебя как?

— У меня по нолям, — пожимаю плечами. — А Роберт Сергеевич с эмиром общается, причём не официально. Без деталей.

— Да деталей тут и не надо, — морщится Бахтин. — Меньше знаю, крепче сплю… В общем, все те, кого по Котлинскому можно было бы опасаться, с эмиром точно конфликтовать не будут: у всех в Дубаях столько всего своего «под честное слово» подвешено, что… Если Роберт за тебя впишется, то вообще никого можно не опасаться. Но самое главное даже не это. Саня, при всём уважении, — Бахтин саркастически хмыкает. — Ваша мышиная возня с наукой, только не обижайся, с точки зрения рейдерства имеет столько же смысла, сколько и похищение носков у сторожа Петровича. Вот не хотел этого говорить, чтоб никого не обидеть, но уже просто не знаю, как это откровенно довести, чтоб вас не задеть. Саня! Л Ь В Ы бабочкам не страшны! Верь мне, я тебе зла не желаю… Не страшны по целому ряду причин, о которых я сейчас не готов говорить вслух.

— А чего тогда опасался Котлинский? Он ещё какую-то поговорку цитировал, сейчас… "Лучше перебздеть, чем недобдеть".

— Котлинский вообще иногда бывает чрезмерно осторожен, — не переставая смеяться, отвечает Бахтин. — Погоди, дай поржу… У него в бурной молодости бывали затыки, когда он без разбора брался за всё подряд. Вот видимо пару раз ему пришлось напрягаться так, что след остался. И он теперь осторожничает даже там, где, по логике, вообще можно этого не делать. Саня, с вашими этими изысканиями ну явно не тот случай! Блин… Как бы объяснить… Саня, книга какая-то в школе была, сейчас не помню названия. Суть эпизода: молодой дворянин входит в чужой дом, заставая только бабулю божий одуван. Он к ней обращается: "Госпожа Благолепова…". А она его перебивает и истерично поправляет: "Девица Благолепова, с вашего позволения!" — Бахтин ещё какое-то время по инерции смеётся. — Вот вы с Котлинским та самая бабуся…

— Лично у меня в разговоре с ним сложилось впечатление, что Котлинский действительно чего-то боится.

— Вот та бабушка тоже боялась, га-га-га… Впрочем, именно боится? — встряхивается, ухватившись за последнее слово Бахтин. — Ну-у-у, тогда вообще дели на десять.

— Почему?

— У меня недавно было. — Бахтин хмурится, молчит какое-то время, потом продолжает. — Иррациональный страх, периодически чуть не паника. Пошёл в госпитале к психологу одному… Короче, Саня. Если это просто страх, ничем не аргументированный, то конкретно в случае с Котлинским дели на два. Или на пять, тебе виднее: я же вашей ситуации от и до не знаю.

— Хм…

— А сам страх это вообще иррациональная штука, и конкретно в случае Котлинского может быть следствием его личных проблем, а никак не реальной внешней угрозы. Это я тебе по опыту говорю, — смущённо оканчивает Бахтин. Потом встряхивается и продолжает. — Я тебе так скажу. Именно родственникам, причём всем подряд, сейчас будет не до вас, какие рекорды вы б там не ставили по своей трансплантации. Котлинский из-за хорошей самооценки, а-га-га, вес своего "предприятия" сильно переоценивает. А после того, как это текущее «сейчас» окончится, никому вообще будет не до вас. Не спрашивай, просто слушай. Если моё мнение тебе роляет. К сожалению, именно сейчас у нас в стране подходит конец эпохи. Которая в твоём этом фейсбуке отождествляется со словом «стабильность». Стабильность исчезнет сразу вместе со смертью сам понимаешь кого, вот увидишь…

— Так может, права моя Лена, — теперь встряхиваюсь я. — И действительно с точки зрения семейного спокойствия лучше куда-то перебраться?

— Да с чего? — удивляется Бахтин. — Львы ж бабочкам не страшны, я же сказал. Это на том уровне, — тычок большим пальцем в сторону люка в крыше машины, — будет конец и стабильности, и привычным механизмам, и всем раскладам! А ваша КЛИНИКА, как в ней тысяча в год рожает, по — -сот долларов, так и будут рожать…

— А вы на улицах ничего не опасаетесь? Есть же примеры вокруг?

— Какие примеры? ****ина??? Смотри тэвэ больше. Я туда в командировку ездил, по экстрадиции, всё там нормально… С тем, что по тэвэ, вообще ничего общего. Я даже думал поначалу, что на мой паспорт там агриться будут, и на акцент, но вообще зря переживал.

— А наши южные мусульманские горные южные соседи? — стан?

— Ну, там постреливают, — соглашается Бахтин. — Но если ты сравнишь статистику по убийствам, то увидишь: у них в результате четырёх революций… или сколько там революций было? — припоминает Бахтин, потом машет рукой. — В общем, у них с революциями насильственных смертей за десять лет меньше, чем у нас бытовух и ограблений! Так что…

— Так у них и население шесть миллионов, против наших восемнадцати?

— Там, Саня, на десять тысяч населения считается, — снисходительно улыбается Бахтин. — Типа рейтинга. А не абсолют на всю страну. И потом, у медиков же есть легенды товарища Семашко, слышал?

— Нет, что за легенда?

— Говорят, в двадцатых годах, когда к Сталину пришёл Нарком здравоохранения, Семашко, и попросил повышения зарплат сельским врачам, Сталин ему ответил:

— В деревнях врачам зарплаты повышать не нужно: хорошего врача народ и так прокормит.

— Смешно, — улыбаюсь. — Где-то даже не лишено логики, хотя и не цивилизовано…

— Так а времена какие были, — беззаботно поводит плечами Бахтин.