Заменить магов в качестве фактора, поражающего противников десятками, я не могу: для начала, конечен ресурс боеприпасов. Да и на расплав ствола рубить — всё равно что копать себе могилу.

Но зато я могу убивать самих магов.

С учётом того, что девчонки «волшебников» отличают достаточно издалека и безошибочно, моя естественная рыночная ниша, получается, убийца магов.

Хм.

Кстати, попутно, если очень хорошо подумать и постараться…

При наличии поваренной и не очень соли (годится даже растворенная в морской воде), электролита на основе кислых фруктов или овощей (в идеале — сухого вина), двух электродов (соответственно, из меди и железа, но сойдет и чугун, и цинк, и олово с никелем) и мелкотертого или битого стекла (хоть и природного вулканического происхождения, тот же обсидиан) — можно попытаться воспроизвести ударный состав.

На основе смеси бертолетовой соли и гремучего серебра.

Забивая, правда, на сурьмяной модификатор и гремучий свинец или гремучую ртуть… в мелкосерийном производстве капсюлей девять на восемнадцать… девять на двадцать один (двадцать пять)…

На коленке кажется, что организовать мелкосерийное производство реально достаточно быстро. Так как серийные стальные гильзы и капсюли после пистолетного выстрела не выгорают, как медносплавные.

В общем, есть о чём подумать… Автоматика в стиле «свободный затвор» на дымном порохе работает как бы не лучше, чем на бездымном русском «коллагеновом» или американском «сферическом».

А с учётом потенциальной смены профиля на «убийцу магов», в форму надо привести и тело, и кое-что в самом теле. Включая наработку чуть иной моторики при…

В общем, какое-то время, свободные часы я теперь буду посвящать наработке чуть иной культуры движений. Надо переучиваться.

Попутно — надо здорово закалять тело, потому что и прочность костей, и мышечная производительность у меня уступают и Асем, и Хе, и вообще, кажется, кому ни попадя. Правде надо смотреть в глаза.

На каком-то этапе чувствую движение за спиной.

Обернувшись, с удивлением обнаруживаю обеих девиц, раздетых полностью.

Хе, по виду, вообще не испытывает никакой неловкости и приближается, как на работу.

Асем, резко остановившись метров за пять, глухим и заторможенным голосом спрашивает:

— А как и когда ты понял, что я дочь вождя?

— Это самый большой вопрос, который тебя волнует?

Смешно, конечно, в мои годы теряться при виде двух голых баб. Но вот поди ж ты…

— Она боится, еще стесняется, — сдает подругу Хе, подходя ко мне вплотную и хватая меня за промежность. — Я тебе нравлюсь?

— Пусть он вначале ответит на мой вопрос, — орчанка, словно проглотив аршин, приближается вслед за метиской на прямых ногах.

— Слушайте, вам что, заняться обеим нечем?!

— А ты что, ничего не хочешь? Совсем? — искренне озадачивается полукровка. — Мои руки говорят мне об обратном, — она красноречиво опускает взгляд вниз.

— Я жду ответа, — вторая девица, потупив взгляд, только что ногой не шаркает.

— Я не знаю, что с вами сейчас делать, — откровенно признаюсь вслух.

Рука Хе сильнее сжимается на моей деликатной анатомии:

— Зато я знаю, что делать, — уверенно заявляет она, подходя вплотную и проводя языком мне от подбородка до кончика носа.

— Она весь день смотрела, как ишак с кобылами совокуплялся, — мстительно сообщает Асем, тоже подходя ближе и упираясь лбом мне в плечо с другой стороны. — А потом она запахла, как перед случкой, и сказала: сейчас мы пойдём тебя соблазнять. Вдвоём.

— А мне сейчас хочется выругаться. Там, откуда я родом, так дела не делаются.

Слава всем богам, Вадим оказался гораздо мудрее и сдержаннее, чем можно было бы ожидать от человека. Ещё и с распаленной похотью известной частью тела.

Идиотка-метиска принялась так мять его сквозь штаны, словно это было тесто на баурсаки.

Вопреки тщательно скрываем опасениям Асем, он всё же не набросился на них сразу, как только увидел полностью раздетыми.

Еще через полсотни ударов сердца она была ему благодарна за это и искренне жалела, что позволила сумасшедшей подруге так на себя повлиять.

На самом деле, конечно, больной Хе не была. Но в её что мыслях, что в поведении, периодически проскакивали моменты, когда дочь кочевого народа на полном серьёзе думала: а не схватиться ли за кинжал?

Взять хоть и эти её откровенные слова и жесты, когда она облапила орчанку, словно сама была мужчиной.

Вместо того, чтобы уподобиться тому ишаку с противоположной стороны холма, Вадим спокойно предложил вначале поговорить. Не отказываясь от возможного продолжения.

Хе в ответ на это задумалась и даже ослабила хватку на его штанах.

Сама Асем, с облегчением хватаясь за такой шанс исправить собственную тупость, поторопилась принять предложение от имени обеих.

А ещё через какое-то время они втроём пили чай, периодически подбрасывая саксаул в костер под малым казаном (больше кипятить воду было не в чем).

— Я не догадывался, — честно отвечаю подруге на её вопрос о происхождении, когда спадает спровоцированное ими на ровном месте напряжение. — Я ещё когда возле вас первый раз появился, когда мы с тобой познакомились, подумал: у тебя глаза слишком умные. Потом оказалось, что ты умеешь читать-писать. Но при этом знаешь, как обращаться с большими табунами, включая племенные.

— Ты умный, — спокойно кивает орчанка, перемешивая палочкой угли под посудиной.

— А чего? Что в этом такого? — сонно подает голос Хе.

Наша эльфийка, считающая себя орчанкой, под нашим же влиянием натянула на себя штаны и жилет.

Застёгивать последней она наотрез отказалась, прислонившись всем телом ко мне и положив голову на плечо.

— Ему приятно, — некстати прорезается Асем, указывая взглядом на молочные железы метиски, упирающиеся в меня.

— Ты же говорила, что эмоций не чувствуешь? — тут же просыпается полукровка, оценивающе глядя на меня.

— А сейчас его телу приятно, — пожимает плечами Асем. — Не эмоциям. Вернее, о них я просто не знаю.

— Если она умеет читать и писать, значит, принадлежит к их элите. — Отвечаю метиске то, что с орчанкой мы и так понимаем. — У кочевников с этим достаточно строго, по крайней мере, на вашем уровне развития. Умеешь читать, при этом ещё являешься женщиной — значит, дочь крайне непростых родителей.

— А может, у неё отец или дед кем-то из судей был?! — вполне логично возражает Хе, устраиваясь поудобнее и не делая попыток отстраниться от меня.

— Может, — соглашаюсь. — Он даже мог научить её читать-писать; в принципе, не редкость. Но прибавь её знание племенных табунов.

— А что в этом такого? — беззаботно спрашивает эльфийка-орчанка.

— Она не понимает. Но странно, что понимаешь ты, — Асем как-то серьёзно и странно смотрит на меня.

— Кочевые культуры, по большому счёту, развиваются и существуют в рамках достаточно определенных шаблонов. Черт, как бы попроще сказать… В общем, племенные табуны — в вашем обществе часто достояние народа или тех, у кого власть. И кто может заставить какую-то группу народа действовать согласованно, решая общую задачу?

— Разумно, — орчанка разливает чай по пиалам.

— А ещё ты как-то слишком хорошо ориентируешься в иерархиях и механизмах власти. — Обращаюсь уже к ней. — Так, как если бы наблюдала многое своими глазами. Поговорка есть: «невидимое оставляет след». Не знаю, как лучше объяснить…

— Можешь не объяснять, — разрешает Асем, хмыкая. — Я уже твою мысль поняла. Из головы. Ты как будто умеешь представлять общее из небольших видимых частей…

— В общем, вариантов было немного. Кем ещё могла оказаться орчанка, умеющая читать, писать, и происходящая из богатой и знатной семьи?