— Да. Но это неправильно.

— Что неправильно?

— Всё неправильно… Зачем ты так?

— Акмарал передай, чтоб не нервничала: камни мне достались случайно и за свою свободу она мне тоже ничего не должна.

Асем закусила губу, развернула коня в обратную сторону и ударила его пятками.

Если честно, она до последнего ожидала, что старшая из сестёр присоединится к своему мужчине и будет с ним вместе.

Этого не произошло.

Когда Асем вернулась в лагерь, свои, как ни в чём ни бывало, угощались из двух казанов. Праздник словно и не был ничем омрачён.

— На меня хоть не дуешься? — Акмарал решительно подсела к дочери хана на краю кошмы.

— Нет. Спросить хотела.

— Да?

— А ты его любишь? — Асем тягуче посмотрела на подругу.

— Он мне нравится, но ответ на твой вопрос — скорее нет. — Решительно сказала бывшая рабыня. — Любовь — это когда вся дальнейшая жизнь без него для меня не имела бы смысла. О таком и речи нет. Было здорово, но это не любовь. Слушай я тебя тоже хотела спросить… — старшая из сестёр воровато оглянулась по сторонам.

— Спрашивай. Нас никто не слушает, — как сомнамбула произнесла дочь хана.

— А чего Вадим за эту ушастую так горою встал? Кто она ему? Они были знакомы раньше, что ли?!

— Нет, не были. Он её тут впервые в жизни увидел.

— А смысл тогда какой был? — Акмарал обняла подругу и не на шутку озадачилась. — Объясни? Его лучше тебя никто не понимает. Не понимал, то есть.

— Он говорил раньше, ещё до вас: там, откуда он родом, все разумные равны. Думаю, поэтому.

— В смысле? Как это?!

— Вот так. Он объяснял своими словами, но если на нашем языке… Права разумного не зависят от расы, разреза глаз, длины пальцев и цвета кожи. Для него и тех, с кем он жил, все всегда были одинаковыми.

— Интересно, что теперь дальше будет, — вздохнула Акмарал, продолжая обнимать дочь хана за плечо.

— Ты о чём сейчас?

— Во-первых, ты его любишь, — более старшая орчанка испытывающе посмотрела на младшую.

— Я и свой народ люблю, — глядя в землю, ответила та. — И Степь тоже люблю. Пока с ним по городам шатались, да по прочим поселениям, только тогда и поняла, что такое родина. И свой народ… Совсем по-новому, не так, как раньше.

— Эх-х-х, — старшая из сестёр плюнула в сторону, далеко-далеко, нарушая сразу несколько правил.

Мужчины на мгновение повернулись в её сторону, но ничего не сказали.

— Во-вторых, он стоил если и не сотни наших воинов, то уж этого десятка — точно. — Акмарал повела рукой вокруг себя, игнорируя противоположный пол и ничуть не рефлексируя. — Я не знаю и не хочу знать твоих замыслов, но понимаю, что ты на него наверняка рассчитывала. Сейчас же твои планы наверняка нарушены.

— И? — на лице Асем мелькнуло что-то отдалённо похожее на интерес. — Кстати, ты умная.

— Просто никогда не говорю вслух всего, что вижу, — пожала плечами Акмарал. — Когда большую часть времени держишь язык за зубами и говоришь только по делу, впечатление о твоих мозгах резко возрастает. Насчет твоего «и»: я понимаю, что это решение было для тебя непростым. Молюсь всем богам, чтобы оно оказалось правильным, только и всего.

— Ты умная, — повторила Асем, серьёзно взглянув на подругу и словно читая её мысли. — Да. Ты очень хорошо меня понимаешь.

— А ещё ты говоришь очень острые вещи, женщина, — седой орк поднял руку, останавливая разговоры за столом и требуя тишины.

— Это на какую же тему? — удивилась бывшая рабыня, оборачиваясь в его сторону. — И кстати, я сейчас не с тобой разговаривала, если что. В женском разговоре поучаствовать решил? Ничего, что тебя не звали?

— Мы с тобой сидим за одним столом. Есть правила и обычаи народа, всем присутствующим отлично известные, — вежливо, но твёрдо сказал седой. — Тут чужаков нет и все орки тебя отлично слышат. И понимают, — со значением добавил он. — Даже между строк. Женщина, зачем ты специально обижаешь воинов своего народа, называя их слабыми? Ещё и настолько напоказ?

— Меня зовут Акмарал, если ты забыл. Я разговаривала с подругой, не с тобой. То, что у тебя хороший слух, не повод лезть в чужую беседу, для тебя не предназначенную. Ничего, что резко? — орчанка вопросительно изогнула брови и нарочито участливо подняла подбородок.

Мужчина за столом глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

— Акмарал, даже если ты и права по сути (что, надеюсь, не так), зачем говорить такие вещи здесь и сейчас? Я пытаюсь не ругаться и найти общий язык. Откуда в тебе столько пренебрежения к мужчинам одного с тобой народа?

— В плену научилась, — орчанка смотрела на собеседника абсолютно спокойно. — И имела возможность лично сравнить, как говорил этот пятнистый человек, его боеспособность с вашей. Пожалуйста, не подменяй понятия: то, что вы воюете гораздо хуже него, не означает моего автоматически плохого к вам отношения.

— Ты действительно очень умная, — нехорошо прищурился седой. — И зачем-то сознательно давишь на больные места. Спрошу ещё раз: зачем?

— Я в ответе за свои слова, но не за твои чувства, старик, — холодно уронила бывшая рабыня. — Что там у тебя болит, твои личные проблемы. Если ты так обидчив на чужие оценки и факты, удивляюсь, как дожил до своих лет.

— Ты никогда не видела, как сражаюсь я, — покачал головой, вступая в разговор, Даулет. — Да, ты могла видеть и наверняка видела, как бьётся этот хуман, который ушёл; твоя сестра рассказала кое-что, — воин обнял Жулдыз, прижавшуюся к нему сбоку. — Я согласен с тем, что он — очень хороший воин. Хотя и не видел лично, полностью полагаюсь на мнение твоей сестры… Но как ты можешь сравнивать нас с ним? Если в деле не знаешь даже одного меня?

— Ты считаешь себя лучше или хуже воинов Золотой Сотни? — выражение лица Акмарал стало безмятежным.

Её младшая сестра впилась в неё взглядом, не без оснований напряглась после этого и что-то быстро зашептала на ухо мужчине.

— В их середине, — честно ответил Даулет, накрывая рот Жулдыз ладонью и не давая той договорить. — Мы же говорим о той Золотой Сотне, что была во главе Чёрной Тысячи?

— Да, о ней.

— Там были воины, которым я не уступал. Были и значительно слабее меня, но были и те, кто намного сильнее, — продолжил парень. — Мне, если сравнивать с ними, часто не хватало опыта. Но я почти всегда мог это восполнить грубой силой — я очень большой. Почему спросила?

— Когда нас с сестрой взяли в плен, с нами были два десятка мужчин из Золотой Сотни.

— Не знал. — Даулет опустил взгляд. — И что там было?

— Все были убиты. Примерно за пять ударов сердца, одним-единственным человеческим магом. Причем этот хуман-маг был минимум на пару рангов ниже, чем тот, которым пятнистый вчера вытер пыль во всём трактире перед твоим появлением. А затем продырявил ему плечо; так, что маг сбежал. — Орчанка говорила тихо, сухо и без эмоций.

Разговоры за столом стихли мгновенно.

— Пару слов тебе, Седой. — Акмарал почти доброжелательно посмотрела на пожилого, но ещё очень крепкого соплеменника. — Ты что-то сказал о пренебрежении? На, лови. Вместе с нами с сестрой в рабство попали ещё две из наших. Орквуды, шедшие за тем человеческим магом, вначале принялись развлекаться с ними. Хочешь, расскажу детали? Было при нас, тебе понравится, — пообещала она, хищно улыбаясь.

— Нет.

— То-то.

— Я искренне сожалею, — мужчина отвёл взгляд.

— Я тоже, — кивнула старшая из сестёр. — Но лично я сожалею гораздо меньше, чем те две, которые… Которых…

— Где они сейчас? Что с ними случилось? — спросил кто-то из парней помоложе. — Пятнистый их не стал выкупать? Денег не хватило?

— Пятнистый выкупил только тех, кто остались в живых. Первые две повесились примерно через час после того, как попали в плен. Одна из них ещё сказала перед этим, абсолютно спокойно: «Хорошо, что здесь такие высокие деревья. Не нужно шагать до реки».