На самом деле, с интересом ожидая его ответа.

Где-то южнее гор, в другом мире

Очкарик аккуратно отстреливал со своей позиции любой намёк на движение из-за поворота. Особых иллюзий у него не было: он жив ровно до тех пор, пока вот так стреляет.

Место для заслона, что ни говори, было выбрано удачно. Не зря Чапа уверенно говорил, что этот участок дороги он помнит.

Очкарик согласился на этот полугосударственный, получастный выход исключительно из-за денег.

С одной стороны, не ему было отказываться, когда кэп предлагает.

С другой стороны, ожидающиеся по возвращении финансы сейчас были в тему: по решению суда, он должен был уплатить почти бывшей уже жене весьма немало, в качестве половины всего совместно нажитого.

Судьёй на их разводе была женщина. Её предсказуемо не зацепило намерение супруги покинуть страну навсегда, поскольку юго-западнее отыскался вариант мужа поинтереснее. Общее жильё и машину, естественно, с собой туда брать не было ни смысла, ни возможности.

Потому, по логике жены, это всё надо было срочно продать — а деньги поделить пополам. И плевать всем на то, что он сам вкладывался и в дом, и в неновый джип не только деньгами. Душа — она, как известно, в протокол не подшивается и значимым обстоятельством при разделе имущества не является.

На его вопрос о возможных вариантах, судья перестала изображать Бабу Ягу и неожиданно предложила отдать жене половину оценочной стоимости имущества деньгами — тогда и продавать ничего ненужно.

Подумав минутку, Очкарик согласился. Время до крайнего срока выплаты, по решению суда, ещё было; а деньги, если очень захотеть, как-то найдутся.

Уж продать-то это всё можно в любой момент (тьфу-тьфу, знакомства позволяли).

В нынешнюю армию Очкарик попал, как ни смешно, по собственному желанию: из военкомата однажды банально позвонили на домашний номер и вежливо, не навязываясь, предложили подойти поговорить. Если вдруг контракт ему теоретически был интересен.

Понятно, что с такими соседями стране армия по призыву была больше не актуальна, по чисто техническим причинам. Сам Очкарик тогда аккурат сидел без работы, а домашние ссоры со второй половиной на этой почве уже цвели вовсю.

Когда в том телефонном разговоре ему сообщили возможный уровень дохода, сомнения практически исчезли.

В общем, после беседы уже в самом военкомате, он вообще не раздумывал: сразу попёр на переподготовку на старой базе, что за озером. Семьдесят километров от первой столицы, почти дома.

Там же, в результате смешного и дурацкого случай, он в самый первый день на долгие две недели обзавёлся идеально круглой гематомой вокруг правого глаза. И нынешним прозвищем «Очкарик».

Потом были полгода относительно спокойной рутины уже рядом с базой, между двумя аэродромами.

А потом соседи, они же соратники, предложили кому-то в верхах этот заказ. Наполовину частный, но исполняющийся с привлечением государственного ресурса.

Группер честно сообщил условия наедине и конкретно Очкарику пообещал кое-что из того, чего не должны были знать другие: знание любого языка персидской группы на выходе было актуально даже не соседям, а конкретно ему, родному кэпу.

Ну он и согласился. Один хрен, такая жизнь, что хуже точно не будет. Да и в горах тех он уже бывал, ещё по старому Договору о совместной охране Границ, так что…

На этом выходе Очкарик изображал водителя, оттого и пострадал: задача была решена и группа старательно выбиралась домой, на север.

Засада на серпантине явно состояла из местных, и ставилась на дурака. Потому её просто не ожидали.

В общем, пока именно он выбирался с водительского места, его нога оказалась задетой очень здорово и по-взрослому.

— Идти можешь? — абсолютно безэмоционально спросил кэп.

Тогда Очкарик и понял, что вот, в принципе, всё.

— Нет, идти не смогу. Прикрою. Уходите. — Коротко и зло ответил он, выбирая место, где бы бросить кости.

Тут-то и нарисовался Чапа со своим рацпредложением:

— Не тут! Кэп, давай его чуток на буксир возьмём? Вот там, буквально через пару километров, река зэд-образный поворот делает.

— И что? — всё так же без эмоций уточнил кэп, уже у соседа.

— Да знаю я эти места, — отмахнулся Чапа. — Вернее, очень неплохо помню. Там на козырьке над дорогой его оставим — и где тем трёмстам спартанцам…

Как специально, до своей границы оставался один смешной бросок в десяток километров с небольшим.

По правде сказать, Очкарик подозревал, что с Чапой не всё было в порядке. В том смысле, что больно уж тот походил на местного уроженца. Но задавать лобовые вопросы «соседу» ему было не по чину; к тому же, язык местных сам Очкарик знал не настолько хорошо, чтоб делать выводы самостоятельно.

Ну, как не знал язык хорошо… Фарси, он и есть фарси: хоть тегеранский, хоть форсии кобули (он же дари), хоть форсии тоджики. Просто именно тут в ходу было какое-то местное наречие, кажется, вообще из другой группы. Как бы не шугнано-рушанской, не понятной лично ему от слова «вообще». Вот если бы он доучился в своё время в универе, может, и понял бы здесь что-то в итоге. А так…

Очкарик не обижался. Судьба есть судьба. Видимо, что-то он в жизни делал неправильно, если всё заканчивается вот таким образом.

Упомянутый козырёк над горной дорогой представлял собой каменистую площадку, с которой серпантин горной тропы простреливался влёт.

— А ведь ты отсюда родом, — уже уверенно пробормотал Очкарик Чапе, устраиваясь поудобнее.

Но не был никем услышан, да и не стремился к этому.

Чтоб сковырнуть его с этой позиции, преследователям нужен был миномёт (причём, если говорить именно об этой обстановке, то ещё и с закрытой позиции). По ряду причин, миномёта в обозримом будущем именно Очкарику можно было не опасаться.

— Чтоб такие ухоронки по тропе знать, по ней побегать ногами было надо, — продолжил бормотать сам себе остающийся в заслоне среднего роста мужик, лет тридцати с небольшим, с простреленной и перевязанной ногой.

— Ты с нами всё равно не дойдёшь, — словно извиняясь, пояснил напоследок Кэп. — Тащить тебя тоже не сможем.

— Да понятно, что груз важнее. — У Очкарика и в мыслях не было что-то кому-то доказывать.

В этот момент он почувствовал, что накатила какая-то общая расслабленность и пустота.

— Валите уже, — раздражённо бросил через плечо он. — Дайте одному побыть напоследок? Горы красивые, — добавил Очкарик неожиданно для всех.

Совсем вскоре группа молча прошла мимо него и исчезла за поворотом, по очереди салютуя поднятыми вверх ладонями.

Попутно, братва сбросилась по два-три магазина, оставив в итоге рядом с остающимся вполне приличную их кучку. Так как самим оно уже было неактуально.

— Часа два с половиной он точно продержится, — уверенно сказал Чапа кэпу, не обращая на лежащего под ногами ни малейшего внимания. — Он им из-за поворота и высунуться не даст. Нога у него кровит, но не так чтоб сильно: пацан здоровый, часа два продержится.

— Какие у них варианты кроме миномёта? — уточнил кэп, оглядываясь по сторонам. — Тут же и проходы наверх могут быть, нет? — он отбросил политесы и откровенно давал понять, что о местном происхождении Чапы тоже догадывается.

— Только видимость, — отрицательно покачал головой офицер соседней страны и армии. — Лезть напролом — только с альпинистской снарягой. Иначе — без вариантов.

— Ну, альпинистов, как и миномёта, сейчас можно не опасаться, — подытожил краткий прогноз кэп, вздыхая.

— А я тебе о чём… Им только кругаля давать, чтоб вверх вылезти, — Чапа повёл рукой вбок, в направлении мелкого ручья, струящегося по дну ущелья и незаслуженно называемого в этих краях рекой. — А пока они обойдут, да по ущелью, да на ту сторону пока переберутся… — он весело фыркнул.